Важнейшее событие в человеческой жизни – брак – у остяков и самоедов справляется также торжественно. Брак у всех азиатских народов представляет ни что иное как гражданский договор, и жена покупается у отца за калым (по-остяцки тани). По европейским понятиям обычай этот может служить доказательством того, на какой низкой ступени стоит женщина у этих народов. Костров упоминает о продаже девушки в замужество «тому, кто больше даст», причём приводит одно место из Кастрена, где этот учёный описывает низкое положение остяцкой женщины. Если б это в самом деле было так, то всё же несправедливо было бы осуждать за это остяков и самоедов – этих детей природы – в то время, как у русских, живущих в Сибири, практикуется, по описанию Кона, также купля жены – и когда зырянские женщины-христианки подчиняются самым унизительным обычаям…
«… детей часто обручают в самом юном возрасте»
На подобного рода дела надо смотреть не с европейской точки зрения, а глазами азиатца. При патриархальной жизни номада, соединяющей под одной кровлей детей и родителей, кажется естественным и целесообразным, чтоб родители делали выбор за детей, так как они имеют в виду как можно лучше устроить новое хозяйство. Что при этом не обращается никакого внимания на любовь, это само собою разумеется, тем более, что детей часто обручают в самом юном возрасте. Впрочем, не следует при этом забывать, что и у нас заключаются тысячи так называемых «браков по расчёту». Если б эти номады могли прочесть в газетах ежедневные публикации о желании вступить в брак, они, вероятно, нашли бы обычай этот отвратительным.
У русских брак редко обходится без свахи… Как праотец Авраам посылал верного Вефуила сватать для своего сына Исаака прекрасную Ревекку, также точно поступает глава остяцкой семьи. При сватовстве состояние тоже имеет у них значение, с тою только разницей, что спрашивают «Сколько нужно заплатить за девушку», а не «Сколько за ней приданого», как спрашивается у нас. Конечно, всё это сводится к одному и тому же, особенно в таких случаях, когда, как пишут Шренк… и Миддендорф, невеста приносит с собою хорошее приданое, следовательно, производится уже не купля, а обмен, цель которого – обеспечить молодую чету. Особенно богато одарённые девушки, как и у нас, привлекают множество женихов, и Миддендорф говорит…: «Далеко разносится слава такой девушки, что ясно показывает, что самоеды умеют ценить умственное превосходство женщины не менее европейцев». Так как остяки и самоеды имеют случай видеть девушек на некоторых празднествах, то и личная склонность не совершенно исключена при заключении браков. Когда я поздравлял Иорку с превосходным выбором такой красивой жены, то он спросил: «А разве у вас это делается иначе?» Следовательно, и красота имеет у них немалое значение.
«…между родителями бывает заблаговременно взаимное соглашение…»
По всему вероятию, между родителями бывает заблаговременно взаимное соглашение, потому что в большинстве случаев жених при появлении своём получает подарок от отца невесты, и начинаются переговоры о калыме. Как только его определят, что происходит не без торга, то тотчас же отец невесты отправляется к родителям жениха за получением калыма. Последний бывает различен, смотря по средствам. Старик Занда заплатил за свою невестку 20 оленей, между тем как Иорка отдал за свою прекрасную Унингу 150 оленей, 60 песцов-крестоватиков, разных лисиц и прочих вещей, всего на 700 руб. Миддендорф также упоминает о калыме за самоедскую девушку, состоявшем из 5 голубых и 45 простых песцовых, 5 волчьих шкур, 90 оленей и 8 аршин красного сукна; некоторую часть калыма родители невесты удерживают у себя. Невеста же в день свадьбы, т. е. уплаты калыма, получает от своих родителей и родственников подарки, следовательно, приходит не с пустыми руками.
Что расставание с родительским чумом не обходится без слёз, это само собою разумеется. Иногда даже жениху приходится употреблять для этого насилие. Если мать невесты жива, то на торжественном поезде она сама везёт дочь в чум жениха, где родители последнего поджидают их для начала пира. Мать остаётся в первую ночь в чуме зятя и на другой день уводит дочь домой, откуда зять сам должен взять её навсегда.
«Полигамия, несмотря на то, что допускается, встречается очень редко…»
Как на русских свадьбах, так и на остяцких и самоедских, количество выпитой водки служит мерилом богатства и веселья. Что происходит на них, подробно описывает Кастрен…, присутствовавший на свадьбе: «Когда мы явились, то пир был уж в полном разгаре. Некоторые уже угостились до такой степени, что в бесчувствии лежали на снегу с непокрытыми головами, и ветер засыпал их снегом. Но вот идёт супруг, покачиваясь, переходит от одного из лежащих к другому, наконец, находит свою жену и ложится подле неё в снег. Одного беднягу привязывают к саням и отправляют домой. В чуме ещё того хуже! Здесь лежат и сидят мужчины и женщины, и старики, и молодые девушки. В числе распростёртых на полу находился и жених. Невеста же, напротив, была менее пьяна, чем другие девушки».
Полигамия, несмотря на то, что допускается, встречается очень редко, и то между богатыми людьми. Кастрен видел только один случай, что у остяка было 3 жены.
Брачными законами самоедов, у которых деверь может жениться на своей невестке, свёкор на вдове сына, однако строго воспрещаются браки в кровном родстве… По словам Шренка, неверность обоих супругов составляет нередкое явление, так как самоедам незнакомо чувство ревности. Поляков также говорит, что «супружеская верность представляет для остяка чуждое понятие, между тем как сам он требует от жены безусловной верности». Я лично должен воздержаться от всякого суждения по этому поводу, но, по слухам, измены не особенно часты. Суровая жизнь сама налагает благодетельные границы, а холодный климат подавляет чувственность.
Продолжение истории, а также записки иностранцев в Сибири читайте каждый вторник в рубрике «ИНОСТРАНЦЫ О ЮГРЕ И ЮГОРЧАНАХ».