"Тайга Западной Сибири хранит в себе больше загадок, чем леса Амазонии или Южной Америки", - признался как-то в личной беседе один из русских путешественников. Хранить-то хранит, вот только зачастую скрыты они от глаз. Являются ли такой загадкой старообрядцы, до сей поры живущие в тайге, непонятно. Но сила их духа поражает настолько, что, кажется: они точно знают какую-то тайну...
Староверы уходили от власти
Старая плёнка в видеомагнитофоне потрескивает, показывая кадры из недалёкого прошлого... Василий Зиновьевич Филимонов, сын старейшины рода деда Зиновея Яковлевича, ведёт лодку по таёжной реке. В одном месте, ничем не примечательным для стороннего глаза, спрыгивает на берег. Улыбаясь, обводит рукой небольшую поляну. Наверняка каждый видел огромные столбы с указателями: до Москвы столько-то километров, до Парижа - столько-то... Василий, как тот верстовой столб, - стоит и уверенно показывает рукой направления, ориентируясь только по одним ему известным признакам: "Сюда люди пришли в 30-х годах. И отсюда, из тайги, шла дорога жизни. Раньше по ней ездили в сторону Тавды и Тобольска, в эту сторону - на Верхнеуральск. Сегодня это единственная дорога соединяющая Куму и Верхнеуральск, отец сейчас по ней муку себе завозит - по реке-то долго плыть".
Лодка снова набирает ход, лавируя между низко нависающими ветвями елей и переваливаясь через завалы стволов поперёк реки. Спустя какое-то время упирается носом в берег. На берегу, уже поджидая гостей, стоит дед Зиновей (с обязательным ударением на "е") - единоличный хозяин этих мест. Предки Филимоновых раньше жили в деревне Ильинка Шадринского района - вот только жили недолго... Коллективизация, чьи правила приняли далеко не все, заставила людей сняться с насиженных мест.
"Мой дед Иван Иванович ушёл в тайгу в 1929 году, а мы с отцом уже позже подтянулись, в 30-м, - вспоминает дед Зиновей. - Там жить невозможно было, поэтому сюда и ушли. Дед же привык единолично жить, рассчитывая только на себя, а тут колхозы удумали, сгонять всех туда стали".
Колхозы действительно поломали многие судьбы. А чьи-то, возможно, и спасли. Не ждущие помощи от государства старообрядцы потянулись в Верхнеуральскую тайгу. Топорами вырубали лес, жгли корни и распахивали девственный лес - сеять иначе было невозможно. Первые дома ставили, таская вековые стволы верёвками, - коней сюда привели позже. От тех домов сегодня уже почти ничего не осталось. Лишь печки да то, что не успело сгнить. Тайга инородного не терпит. Быстро прибирает за людьми. Поставил ты дом - и если не живёшь в нём, лес делает его своей неотъемлемой частью. Распахал поле, и если не сеешь - тайга, затягивая раны на своём теле, обкидывает пашню по краям берёзками и сосёнками, а те через какое-то время смыкаются в центре старой пахоты, навсегда унося с собой тайну жизни поселенцев.
"Когда мы заехали сюда, лошадей нечем кормить было, - рассказывает Зиновей Яковлевич. - А на речке снежная каша. Так мы снег руками разгребали, доставали из реки прошлогоднюю траву - и лошадей кормили. Когда весна пришла, полегче стало, трава наросла. Так и протянули первую зиму".
Невольная вольница
Длилась староверская вольница недолго. Власти разыскали беглецов и основали артель. Та сдавала государству ягоды, дикоросы, пушнину. А когда пришла война, для староверов ничего не поменялось в их жизненном укладе. Убивать - не в правилах верующих, даже и врагов. Лесные жители помогали фронту из тайги. Шкуры пушного зверя стали немалым вкладом в приобретение боевой техники, да и семьи фронтовиков кормились тем, что добывала таёжная артель. Даже НКВД после войны не стала принимать карательных мер к беглецам.
"Жизнь-то тут трудная была, - вспоминает сын Зиновея Василий. - Поля распахивали и боронили лошадью, сеяли вручную, жали серпом, молотили цепами. А мололи на каменных жерновах вручную опять же. Но и мельница была конная - руками много ли намелешь! Семья-то большая - детей только девять. Часть продуктов привозили - но на весь год не запасёшь. Поэтому вставали с рассветом, ложились после захода солнца, и всё трудились. В 60-м году я выехал в Сотник на лошади с отцом. А один год выезжали на веслах, гребли по всей Куме до Конды семнадцать дней. А по Конде уже до Сотника доехали. Так началась моя учёба в школе".
Учился Василий с 10 лет. После получил диплом инженера лесного хозяйства... А в тайге у его отца, Зиновея Яковлевича, жизнь шла всё тем же чередом, по Божьему укладу.
Идёт она так и теперь. Зверь в тайге, рыба в реке, птица в небе. Ягоды и грибы. Всё то, что Бог дал, как говорят в таких случаях. Почти все старообрядцы небольшого таёжного посёлка, - а было всего 24 семьи, - доживали до преклонных лет. Кто до 92, а кто и 100-летний рубеж перешагивал уверенно. Теперь лишь кресты-голубцы остались, да воспоминания о тех людях, живущие в памяти деда Зиновея.
Время здесь остановилось... В тайге нет телевизора, да и электричества тоже нет. Есть солнце и керосиновая лампа в тёмные вечера. Нет автомобиля - есть собственные ноги и лодка. Нет крана с горячей и холодной водой - есть колодец, вырытый десятилетия назад, в котором до сих пор хрустальная и вкусная вода. Нет ничего наносного, чем окружили себя мы, живя в городе. Только человек. Только тайга. И Бог, который располагает.
Старый "Ветерок" взбивает пену за кормой лодки. Плёнка показывает, как дед Зиновей стоит на берегу таёжной реки и задумчиво смотрит вслед шлюпке. Потом переводит взгляд куда-то вдаль. Лодка уносит съёмочную группу в мир людей. А дед Зиновей, живя вдали от них, возможно, заслужил звание Человека больше, чем многие из нас...
Как девочка с Урала историком-краеведом стала 
Метаморфозы Вэллы. Каким мы запомним югорского писателя и философа 
Надежда Губарь: Зойка-Королевишна 
Дневник итальянца в Сибири. Часть 14: Сибирские нравы. Русские (окончание) 
82 - это не возраст: Галина Лукина до сих пор работает почтальоном