Дневник немца в Сибири: После Кюхата

Отто Финш (1839–1917) – немецкий этнолог, орнитолог, путешественник и исследователь. Его именем названы гавань и побережье в Папуа–Новой Гвинее, несколько видов попугаев (например, Aratinga finschi), вымерший вид новозеландской утки, улицы в городах Валле и Брауншвейге. Среди его многочисленных путешествий по всему миру для нас особенно интересна поездка по Западной Сибири (и по Югре в том числе), предпринятая в 1876 г. в составе группы Общества германской северо-полярной экспедиции.

По возвращении из Сибири О. Финш, как и другой участник этой поездки А. Брэм, (его записки уже представлены в рубрике «Иностранцы об Югре и югорчанах»), опубликовал свои впечатления и выводы отдельной книгой. В русском переводе под названием «Путешествие в Западную Сибирь д-ра О. Финша и А. Брэма» она увидела свет в Москве в 1882 г. Отрывки из этого давно известного сибиреведам, но мало знакомого другим читателям издания и предлагаются ниже.

«…Мы покинули правый берег…»

Начиная с Кюхата, мы покинули (16 июля в 10 час. вечера) правый берег и пересекли Большую Обь, волны которой порядочно покачали лодку, но не столько, сколько поколебали мужество наших людей. Они сидели с открытыми головами и пели молитвы, которые перешли в весёлые песни, как только мы достигли спокойного левого берега. Как только покидаешь главное русло, то при высокой воде не только трудно, но даже невозможно дать себе отчёт, в каком именно из рукавов находишься, – такое их множество, и так они страшно перепутаны, – и невозможно составить себе картину их течения и слияния.

Фарватер то расширяется, то суживается и с обеих сторон окаймлён болотами или большей частью непроходимыми ивовыми зарослями вышиною в рост человека, которые совсем закрывают вид. Если же представляется прогалина, то взорам открывается справа высокий, скудно поросший лесом берег Большой Оби, слева – синие Уральские горы, лишь местами покрытые снегом и сохраняющие в своих очертаниях характер Исполинских гор (в Судетах). Вершины были бóльшей частью окутаны туманом, и туземцы не знали их названий, только высочайшую верхушку называли по-самоедски Тобендаска, – названием, которого я не нашёл ни на какой карте.

Немногие рыболовные поселения, к которым мы причаливали, чтоб переменить гребцов и сварить кушанье, совершенно схожие с Кюхатом, находились бóльшей частью на полосах земли, вдающихся в воду в виде полуострова, и окаймлённых болотистыми ивовыми зарослями, болотами или настоящими тундрами…

Для зоолога страна представляла некоторый интерес: краснозобые щеврицы и щеврицы Густава, жёлтые трясогузки, чечётки и один вид камышёвок оживляли кустарники; на болотах и озёрах встречались: полярная гагара, плавунчики – прелестнейшие создания полярного мира, маленькие чайки, чертнети и другие болотные и водяные птицы…

«Рисунок изображает…»

Наполненные дымом чумы туземцев доставляли всё-таки более защиты от насекомых и дозволяли делать наблюдения и рисунки. Последний рисунок был исполнен в Тоболке, куда мы прибыли 17 июля в 7 час. вечера. Маленькие ребятишки, из которых средний был закутан в отцовское платье, без сомненья, не подозревали, что, по-видимому, спавший чужестранец, угощавший их сахаром, изобразил их на бумаге. Против детей сидел на корточках слепой, который, разумеется, не мешал мне работать.

Рисунок изображает также некоторые инструменты остяков. Влево от детской люльки стоит станок с колёсами, употребляемый иногда для облегчения детей, которые только учатся ходить; подле – детская кукла (по-остяцки аган); впереди, рядом с рыбою (нельмою), лежит деревянная колотушка для убивания крупной рыбы, справа – женский нож (по-остяцки кьеши). Правее очага лежит ковшик из берёсты (по-остяцки жингль) с оригинальной резьбой. Позади детей весло (по-остяцки йош-лоп) и пара белых куропаток (по-остяцки лох).

«…В ближнем чуме находится какой-то чужестранец»

С капитаном Далем было условлено, что доктор Брем останется в юрте Лангальки, но никто из нас не знал таковой. Добродушный казачий урядник, расположившийся в Тоболке жалким лагерем со своими двенадцатью рабочими и занимавшийся рыбным промыслом собственно для себя, сообщил нам, что это должно быть не что иное как урочище, лежащее в 40 верстах от Янбурри. Так как я уже начинал беспокоиться о друге, то при его энергичном посредничестве удалось отправить туда двух остяков с письмами и съестными припасами.

Несмотря на самый слабый ветер, эти туземные речные герои боялись волнения и полагали, что идут навстречу верной смерти. Честный казак отказался от всякого вознаграждения, даже от предложенного ему стакана водки, говоря, что она ещё понадобится нам самим, и что он только исполнил свой долг. (Я упоминаю об этом для того, чтобы показать, как хорошо всюду принимали нас.

В самом деле, только один русский в рыболовном местечке выше Обдорска отказал нам в своей помощи. Имя его я знаю, но не желаю называть. Он отказал нам в гребцах, и когда я показал ему письмо Министра внутренних дел, то он насмешливо заявил: «Это не приказ!». И, несмотря на это письмо министра, он спокойно продолжал расставлять свои сети).

Прошло не более часа по отъезде нашем из Тоболки, и я было вздремнул одетый из боязни комаров, как в первом часу 18 июля один остяк принёс нам известие, что в ближнем чуме находится какой-то чужестранец. Это мог быть только Брем! Я отправился пешком, опережая лодку, и нашёл друга, который уже полтора суток находился в дымном чуме среди остяцких женщин, детей и собак, занимаясь интересными наблюдениями, и уже успел заручиться серым гусем, несколькими плавунчиками, трясогузками и щеврицами Густава.

Небольшое поселение Малые Обские Пески состояло лишь из нескольких хижин и одной русской избушки Николая Иванова Рослякова из Обдорска, который вместе с туземцами занимался здесь рыбным промыслом, за что платил им 30 руб. Сведения, полученные мною от него о течении реки и её устье, на которых он уже четыре года ловил рыбу, оказались так же неверными, как и набросанная им карта. В самом деле никто не мог дать нам удовлетворительных сведений о том, где мы найдём людей, насколько судоходна река, так как никто не бывал далее устья.

То же было и в Янбурри, последнем рыболовном поселении, с которого мы достигли нижнего восточного рукава Щучьей, которая вытекает из Урала и образует северо-восточный левый приток Оби. Русское название реки, соответствующее остяцкому Сорт-йоган и самоедскому Перея, было совершенно подходяще, так как река изобилует щукой...

Продолжение истории, а также записки иностранцев в Сибири читайте каждый вторник в рубрике «Иностранцы о Югре и югорчанах».