— Чирка ты моя, Чирка. Кто теперь постель мне согреет, в ногах мурлыкать будет? И клубочками играть будет тоже некому, – пожилая женщина разговаривала сама с собой, двигаясь по зимнему лесу, – Шерстка мягонькая, глазки умненькие. Чирка ты моя, Чирка. Почему не спряталась от изверга этого пьяного. От живодера проклятущего! – Она взмахнула сухоньким кулачком. Большая хозяйственная сумка в правой руке затряслась, – И яму-то не выкопать, вон, замерзло все…
Мурзик, Барон и Пушинка
— Тетенька, возьмите котенка, – малыши протягивали Катерине маленький пушистый серый комок без каких-либо опознавательных знаков.
— Где ж вы его взяли? – Она наклонилась, чтобы рассмотреть существо. На вид котенку было чуть больше двух недель.
— Да их там много. В подвале. Только все дохлые, а этот шевелится, – объяснила девчушка с ярко-красным бантом, – Мы ко мне домой его отнесли, хотели покормить. Только он колбасу есть не стал.
— И молоко не пьет, – добавил сокрушенно мальчик в линялых шортах.
— Мамка не хочет его брать. Говорит, это зараза. Но это ведь не зараза! Тетенька, возьмите котенка.
Котенок сдавленно пискнул. Катерина внутренне сжалась. Ведь чего доброго затаскают кроху ребятишки. Не выжить ему на улице…
— Давайте ваше сокровище. Да постойте, я вам конфет вынесу.
Так в доме появился Мурзик.
Ох, и сколько заботушки с ним было, просто ужасно. Катерина все боялась, что котенок умрет или захлебнется молоком. Потом настала «пора» жидкого стула, потом одолели болезни роста. Но зато уж когда Мурзик подрос – красивее кота не было в округе. И умницей он оказался редкостной. За несколько месяцев вынужденного владения котом Катерина настолько привыкла к своему статусу, что не могла пройти мимо любого уличного «меньшого брата».
Барон нашелся на помойке. Облезлый, с заплывшим глазом и лишаем. Но с гордой осанкой победителя. Провожал до дома в течение полутора недель, прежде, чем согласился зайти в гости…
Пушинку Катерина буквально из воды вытащила. Кошка тщетно пыталась выплыть из старого строительного котлована. Специально ее туда бросили, или сама упала, так и осталось невыясненным. Всех троих своих постояльцев Катерина любила материнской любовью, баловала и даже помыслить не могла, чтобы с ними расстаться.
Я – кошкофоб
Через два года после обретения Мурзика в квартирке Катерины жили-не тужили шесть кошек, три кота и попугайчик. Как-то само так получилось… Жильцы вели себя воспитанно, шумели только по веским поводам, вроде утренней раздачи пищи и весенних брачных игр. Да, Катерина, собственно, взяла бы к себе еще несколько обездоленных животных, только соседи стали крутить пальцем у виска.
— Катерина Ивановна, от ваших кошек в подъезде вонь стоит постоянная! Нужно с этим что-то решать, – ругалась соседка сверху.
— Так ведь я своих в подъезд не выпускаю…
— А сколько прикармливаете! И потом, кроме кошек гадить в подъезде некому! А кошек безмерно любите только вы!
Так Катерина стала единственной дежурной по подъезду. Работа костей не ломит, лишь бы никто не жаловался. Она – женщина чистоплотная, сильная, здоровая, справится…
— Мама, тут, значит, вот какое дело. Уволили меня с работы, – заявил Катерине сын, однажды появившись на пороге квартиры.
— А жена?
— А жена выгнала! У тебя жить пока буду. Мать ты или не мать?! Только учти, это, я – кошкофоб, значит.
— Кошкочто? – растерянно переспросила Катерина, понимая, что сын подшофе.
— Не люблю тварей этих четвероногих. Ты, это, завязывай с ними.
— Ты поспи сначала, Ваня, потом поговорим. Позже.
Иван проспался, но проблема осталась. Не любил Катеринин сын животных. При случае мог и лапу отдавить. И пинком с кухни отправить. Коты и кошки платили ему той же монетой. Которые посмелее – двери комнаты метили, царапались. Когда Иван приходил пьяным, он с криком «убью» гонялся за животными, вооружившись сковородой.
Со слезами Катерина рассталась с попугайчиком. Барона приютила давняя подруга. Пушинка была подарена соседскому внучонку Митьке со строгим наказом не баловать и не перекармливать.
Постепенно каждый любимец обретал новый дом. Жить с Катериной и непримиримым Иваном остались двое: Мурзик и Чирка. Мурзик после кастрации поправился и много времени проводил на диване возле телевизора. «Как настоящий хозяин», – шутила Катерина. Что касается Чирки, то расстаться с ней было выше Катерининых сил. Она сама, лично, сняла ее с дерева. Никто не согласился, ни пожарные, ни милиция, ни служба спасения. Бедная кошка сидела на тополе двое суток, замерзла и охрипла от крика…
Крест из веток
— Катя, ужас-то какой, господи! – соседка встретила у входа белая, как мел.
— Случилась у вас что-то?
— У вас, у вас случилось! Кошечку вашу…
— …
— Из окна кошечку вашу выбросили! Черенькую. Сын, – сочувственно заглянула в глаза.
Катерина бросилась в квартиру. Иван спал на диване явно пьяным и явно беспробудным сном. Мурзик сидел под диваном в большой комнате. А вот Чирки, красавицы и умницы Чирки не было нигде.
Катерина выскочила из дома. Так в халате, несмотря на стужу, моталась по двору в поисках кошачьего трупа. Нашла в мусорной куче. Соседи уже и кровавое пятно во дворе присыпали, чтобы не бросалось в глаза.
— Чирочка моя, миленькая, – слезы, крупные и горячие, падали в шерсть кошки, – Что ты сделала ему, извергу? Ой, как быть-то теперь?
Хоронить кошку Катерина решила в лесу. На кладбище, знала, нельзя. Да и в лесу нельзя было, но куда нести Чирку она не знала. Конечно, по-хорошему на Ивана нужно будет заявить. С другой стороны, как заявишь-то, он ведь сын.
— И могилку-то ведь не сделать тебе, Чирка ты моя, земля-то вся померзла, – плакала Катерина, сидя на пне.
Потом взяла две ветки и связала крест. Вырыла, как получилось, яму…
— Как потеплее станет, приду к тебе, кошечка моя. Обязательно. Оградку здесь тебе сделаю, надпись оформлю. А Ваньку я выгоню. Совсем выгоню. К жене. Пропойца проклятущий!
На обратном пути попался на глаза Катерине щенок. Поджимая лапу, он, нелепо перескакивая, двигался вдоль дороги. Вислоухий, приветливый «дворянин», который вырастет в большую собаку. Злую или добрую – зависит от человека.
— Иди сюда, – почмокала губами Катерина, – Иди, глупый. У меня хлебушек есть. Да ведь ты замерз совсем. Пойдем со мной.
Щенок, нисколько не опасаясь, посеменил рядом.
— Вместе будем жить. Я тебя растить буду. Любить буду, кормить. А ты потом Ваньку моего покусаешь. Так покусаешь, чтобы ему уколы потом ставили. Сорок. В живот. Он ведь Чирочку мою из окна выбросил.
Щенок мотал головой, будто соглашаясь и на местожительство, и на последующую месть. Он еще совсем немного жил на свете и не знал, что даже самые добрые люди бывают иногда самыми жестокими.
Надежда Губарь: Моя хохломская трудовая 
Надежда Губарь: Ненужное из жизни вычеркнуть 
Судьба пиратская 
Надежда Губарь: Двести двадцать на двоих 
Надежда Губарь: Жить, чтобы умирать