«Изучив русских классиков, я превратился в евразийца, сына двух миров», – говорит поэт и журналист из Азербайджана Княз Гурбанов. Почти 40 лет он живёт в Пыть-Яхе.
А приехал на «севера» в далёком 1977 г. простым строителем, почти ни слова не говоря по-русски.
Северный горожанин
– Княз, как встретил Север азербайджанского паренька?
– Очень дружелюбно. Я был советским гражданином и владел уважаемой всеми профессией плотника. Со мной в бригаде работали ребята из Грузии. Жили дружно – строили новые микрорайоны. А в 1978 г. я увидел фильм «Стратегия риска», о великом азербайджанце – Фармане Салманове, первооткрывателе тюменской нефти. И захотел стать нефтяником. 10 лет проработал в геологоразведке. Но увлёкся русской литературой и стал журналистом. Я довольно быстро овладел разговорным русским, а вот литературный язык мне не давался. А без него я не мог писать стихи и рассказы по-русски. А душа этого требовала. Поэзия, это ведь не живопись, которую можно понять без слов. Что удивительно, изучив русских классиков и закончив факультет русской литературы с отличием, я стал по-другому смотреть на собственный народ и его историю.
– Стали чужим среди своих, и своим среди чужих?
– Нет, превратился в евразийца, сына двух миров. Как-то, сев за письменный стол, я записал: «Из северных я нынче горожан. Здесь хлеб и кров, здесь я прожил немало. Не обижайся, мой Азербайджан, но мать-Россия Родиной мне стала». После распада СССР я часто слышал от молодых людей в Баку: «Зачем нам теперь русский язык? Это чужая страна!». Непринятие и непонимание привело к невежеству. Отсюда все эти пляски на улице и вызывающее поведение в чужой стране. Кавказ изменился, когда закрылись русские школы. Резко упал уровень образования. Но власти одумались, и сейчас в Азербайджане возрождается русская культура.
Север без «временщиков»
– А можно ли, нужно ли как-то влиять на «горячих» парней, устраивающих эти пляски?
– Безусловно. И для этого есть диаспоры. В глазах наших подростков мнение сородичей имеет огромный вес. В Пыть-Яхе мы постоянно собираем молодёжь в азербайджанском национально-культурном центре «ВЭТЭН» («РОДИНА»), беседуем об их поведении. Мне один парень говорит: «Что, уже и лезгинку станцевать нельзя?». «Можно, – отвечаю, – только зачем это делать в три часа ночи во дворе? Шуметь после 23:00 запрещено законом России. На Родине ты бы себе такого не позволил». Но нравоучениями ситуацию не исправить. Поэтому «на уроки» я приношу произведения югорских поэтов и писателей, которых я перевёл на азербайджанский язык: Еремея Айпина, Сергея Козлова, Андрея Тарханова, Ирины Рябий, Дмитрия Мизгулина, Павла Черкашина и других. У северян, особенно у Еремея Айпина, необыкновенное ощущение мира. Я стараюсь донести колорит, аромат, ауру произведения, которое перевожу. И после рассказов, полных любви к Югре, мне кажется, ребята перестают смотреть на север глазами «временщиков», начинают относиться к нему как к своему дому. А дома не мусорят. Великий культуровед и литературовед Юрий Лотман как-то сказал: «Будущее не в стирании национальных границ, а в понимании чужого».
– Вы много лет работаете журналистом. Задевает, когда коллеги акцентируют внимание на национальности?
– Не без этого. Бывает, плохой поступок совершит один, а приписывают его целому народу. Конечно, новость о том, что магазин ограбил кавказец, съедят быстрее, но на самом деле это сделал обычный вор. Зачем выпячивать национальность? Поступок – вот что первично! Сам предпочитаю писать о хорошем. У нас часто проходят концерты, спортивные соревнования, многие предприниматели с Кавказа выступают в качестве меценатов, помогают нуждающимся, тем же украинским беженцам. Хорошего в мире больше, чем плохого. Но если нужно написать критический материал, тоже берусь. Ведь это не очернительство, а проявление человеколюбия.
– Как находите время для творчества?
– Живу в ускоренном литературном темпе. Есть такое понятие в науке, когда то, что ты пишешь – как терапия, делает тебя счастливее, и ты стараешься успеть сделать ещё больше. Стихи приходят сами. В трудные и счастливые, в пасмурные и светлые дни. Я стараюсь не забывать язык, на котором говорил мой отец – простой чабан из азербайджанской деревни.
Памятник поэту Ювану Шесталову появился в Ханты-Мансийске 
В гостях у Вэллы: югорские школьники побывают на стойбище у знаменитого поэта 
Ханты-Мансийск выбирает лучших песенников и поэтов 
В столице Югры пройдет творческая встреча памяти Ювана Шесталова 
Как девочка с Урала историком-краеведом стала