Она была первым репортером ХМАО, кто в 1995 году в составе сводного отряда УВД региона отправился в Чечню. Вернулась домой, как сама говорит, из ада, невредимой. А спустя 15 лет в ее жизни снова случилась война, на этот раз с недугом. Она вела борьбу за право двигаться и ходить вопреки прогнозам медиков. Гость редакции – Виктория Стеценко, член Союза журналистов России, инвалид-колясочник первой группы.
Не поход за славой
Леонид Коробцов, «АиФ-Югра»: Виктория, вы отправились в Чечню за «горячими» новостями или была и другая цель? Кто еще был рядом с вами?
Виктория Стеценко: В феврале 1995-го появилась информация: без вести пропали 25 военнослужащих Югры. Они просто не значились в списках. И тогда администрация Нефтеюганска собрала комиссию, где обсуждались кандидатуры журналистов, готовых к поисково-репортерской миссии совместно с представителями комитета солдатских матерей. По итогам этого своеобразного кастинга я и попала в группу командированных в Чечню вместе с несколькими мамами пропавших солдат. В составе сводного отряда УВД мы отправились на чужую войну. Это был не поход за славой, нет! Об этом я и не думала.
– Как встретила чеченская земля? Много страха натерпелись?
– Сегодня журналистов снабжают обмундированием, ну а тогда… просто порекомендовали надеть куртку серого цвета. А когда уже в воинской части в семи километрах от Грозного мне надели бронежилет старого, не облегченного типа, я присела. Тяжела кольчужка! А готовил нас представитель миротворческой миссии ООН. Тут и с гранатой РГД-5, то бишь, «лимонкой», и с «Калашом» познакомилась. Но, прежде чем попасть в часть, мы остановились в Моздоке, в семье, где нас встретили две чеченские женщины – пожилая и молодая, свекровь и невестка. Их муж и сын погибли. И по идее они должны были нас ненавидеть. Но этого не было! Женщины отнеслись к нам, как к родным!
Не закат! Так горит Грозный
– Когда впервые поняли, что оказались на настоящей войне?
– На полном ходу, стоя на БТР, начала снимать. Но было приказано «не выделываться», поскольку это был, по словам военных, «самый обстреливаемый участок дороги!» Честно, сперва не было страха. Но чуть позже я поняла, куда попала. Увидела зарево и почувствовала, сидя на БТР, что земля сотрясается, гром грохочет где-то. «Гроза, что ли, намечается. Да и закат красный…?», – спрашиваю. А боец смеется и говорит: «Вообще-то, это не гром. Это бьет установка «Град». И не «закат» – это Грозный горит. Мы уже рядом».
После прибытия в часть, которая состояла полностью из ребят-сибиряков, поняли – все «пропавшие без вести» 25 человек, живые и здоровые, были именно здесь! В эту же ночь случился обстрел. К счастью, никто не погиб, нас просто брали на испуг.
Телеканалы нас обманывали
– Несмотря на эту жуткую обстановку, были ли моменты, которые вы вспоминаете с улыбкой?
– Да все было! К примеру, в части каждый вечер менялся пароль. Пароль был «развеселый». Допустим, сегодня пароль – цифра 20. Если мне приспичит ночью по нужде, и часовой окликнет и назовет цифру 5, я должна сообразить и назвать цифру, которая в сумме дает 20! Ну а я встала как соляной столб и напрочь пароль забыла. Все же было как в страшном кино – постоянные залпы в ночи, зарево, окрик часового, а ведь ночью он мог запросто открыть огонь на поражение. Вернулась в палатку, и тут взрыв. Выбежала наружу, а боец смеется, говорит: «Не бойтесь, растяжка сработала, лисичка, наверное, пробежала».
Была и в военно-полевом госпитале, и в гражданском госпитале, помню танкиста Пашу, обожженного, с оторванной ногой, его я пыталась дотащить до операционной. Я ж хоть и худенькая была, но сильная. Я все описала на 12 страницах в спецвыпуске газеты. Всю правду: о сжигаемых в военных палатках солдатских письмах, о дезертирах, о чеченцах, которые, рискуя жизнью, помогали русским семьям выбраться из ада. А то, о чем вещали тогда все телеканалы страны – вранье!
– Когда же случилась в вашей жизни «вторая война»? Почему коляска?
– Все просто. Повредила ноги во время съемок сюжета от ДТП. На месте аварии бежала по обломкам авто, искала инспектора, чтобы взять комментарии и упала прямо на горящие железяки. Думала, вернусь в строй через пару месяцев. Но все вышло страшнее. И кома, и сепсис, и паралич... Медики прогнозировали полную неподвижность до конца. А я ныть не стала, просто собралась с духом. Воевала с недугом изо всех сил. Но только без помощи врачей Ханты-Мансийска и Кургана, моего патронажного медика и социальных работников города я бы встать не смогла. Да и теперь есть риск снова слечь, поэтому спешу жить!