Отто Финш (1839–1917) – немецкий этнолог, орнитолог, путешественник и исследователь. Его именем названы гавань и побережье в Папуа–Новой Гвинее, несколько видов попугаев (например, Aratinga finschi), вымерший вид новозеландской утки, улицы в городах Валле и Брауншвейге. Среди его многочисленных путешествий по всему миру для нас особенно интересна поездка по Западной Сибири (и по Югре в том числе), предпринятая в 1876 г. в составе группы Общества германской северо-полярной экспедиции. По возвращении из Сибири О. Финш, как и другой участник этой поездки А. Брэм, (его записки уже представлены в рубрике «Иностранцы об Югре и югорчанах»), опубликовал свои впечатления и выводы отдельной книгой. В русском переводе под названием «Путешествие в Западную Сибирь д-ра О. Финша и А. Брэма» она увидела свет в Москве в 1882 г. Отрывки из этого давно известного сибиреведам, но мало знакомого другим читателям издания и предлагаются ниже.
«Туземцы… производят далеко не благоприятное впечатление»
До Самарова «Бельченко» останавливался 4 раза, чтобы запастись дровами, и это дало нам возможность провести часов около двух на берегу. На пристанях царило большое оживление и суета; кроме носильщиков, таскавших крупные поленья дров, тут толпились обыкновенно и местные жители с разными съестными припасами. Они приезжают частью с противоположного берега, на маленьких челноках, выдолбленных из стволов тополя, в которых приходится грести, стоя на коленях (по ловкости в этом отношении женщины нисколько не уступают мужчинам) и привозят для продажи хлеб, излюбленные плоские кольцеобразные калачи, яйца, масло, свежее и кислое молоко, свежую и солёную рыбу. Всё это охотно покупается пассажирами третьего класса и матросами, которым продовольствие обходится, таким образом, очень дёшево. Разумеется, нужно торговаться до бесконечности, так как продавцы очень любят запрашивать: так, например, за полуторафунтовых осетров они просили по 20 к., что по здешним ценам считается очень дорогим.
Мы были особенно довольны тем, что нам удалось при этих остановках познакомиться с туземцами, которые, впрочем, производят далеко не благоприятное впечатление. Никогда не видал я – разве кроме индейцев в Калифорнии и лапландцев в Норвегии – такого жалкого народа, как эти так называемые остяки. По крестам, надетым у них на шее, они заявляют себя христианами, но явные следы пьянства и сифилиса свидетельствуют, что христианская религия не особенно способствовала их нравственному развитию.
Малый рост, выдающиеся скулы, маленькие чёрные глаза, приплюснутый нос, большие толстые губы и длинные чёрные гладкие волосы придавали им монгольский отпечаток. Черты лица, впрочем, представляли большое разнообразие, равно как и цвет кожи, которая вообще имеет смуглый оттенок, но у некоторых также бела, как и у русских. Мужчины одеваются как русские, с тою только разницею, что костюм их поношен и изорван до последней степени. Женщины были одеты в пёстрые платья, похожие на рубашку; их всклокоченные волосы были повязаны платком. Особенное внимание обращала на себя одна отвратительно безобразная старуха, у которой щёки до самого угла рта были нататуированы синим рисунком, походим на ветку дерева.
«…Остяки, живущие на средней Оби, отлично знают цену деньгам»
Женщины занимались шитьём своих оригинальных костюмов или сшивали полоски беличьих мехов; другие были заняты выпечкой хлеба, который приготовляется ими самым первобытным способом. Ржаная мука с примесью соли обваривается кипятком, месится в тесто, намазывается на палку и печётся или жарится в горячей золе. Оригинальные, конусообразные шалаши из бересты (чумы) тут ещё не встречаются. Остяки живут здесь в жалких землянках или в палатках самой первобытной конструкции, состоящих из укреплённого на кольях косого навеса из берёзовой коры, под которым устроен для защиты от комаров небольшой набойчатый полог, в котором и спит вся семья на оленьих шкурах. Убранство и пожитки вполне гармонировали с крайнею убогостью незатейливого жилья. Они состояли обыкновенно из немногих шкур северного оленя, мешка муки, железного котла, чайника, нескольких деревянных плоских корыт и разной круглой посуды из берёсты для воды и съестных припасов. Между всем этим хламом не было ничего оригинального, что могло бы привлечь внимание этнографа, а о предметах для мены не могло быть и речи.
Я упоминаю об этом потому, что в описании Сибири Албина Кона мне пришлось вычитать, будто бы между Томском и Тюменью можно легко выменять несколько куньих или лисьих шкурок за старую шерстяную фуфайку. Я должен прибавить ещё, что остяки, живущие на средней Оби, отлично знают цену деньгам и отнюдь не новички в меновой торговле. За неимением чего другого они предложили нам купить по рублю за штуку их волкообразных дворняжек, которые были действительно недурны собой и очень понравились нам.
Кроме того нас порадовала ещё здесь домашняя кошка и молодой, едва оперившийся, белохвост…
Местность между Томском и Самаровым не особенно благоприятна для изучения остяков, которые здесь уже наполовину или вполне обрусели. Описания путешественников, видевших их только в этих местах, очевидно, могли только способствовать к распространению многих ложных о них сведений.
«Обь поразительно бедна животною жизнью»
…Мы останавливались только у одного большого села на левом берегу в 7 часах езды от Томска (сколько помнится, Колпашева) и видели ещё издали Нарым, небольшой городок (около 2000 жителей, при устье Кети), лежащий на правом берегу и затопленный кругом разлившеюся рекою; городок же Сургут (около 1000 жителей) остался у нас в стороне. Эти три пункта – самые населённые на всем протяжении 1547 вёрст.
Множество оленьих и лосиных шкур (цена первым была по 1 руб., а вторым по 3 руб.), которые были здесь нагружены на пароходе, свидетельствовали о некотором значении их для торговли. Кроме того кое-где на берегу виднелись ещё деревянные подмостки для сушки рыбы, которые доказывали, что этот промысел составляет один из главнейших источников пропитания жителей.
Сама река не представляла, впрочем, никакого оживления. В продолжение четырёх дней мы встретили только два парохода, идущие вверх против течения. При однообразии и пустынности ландшафта естественно было ожидать некоторого разнообразия от фауны, но и эта надежда была обманута. Обь поразительно бедна животною жизнью, и в некоторых местах на ней царствует мёртвая тишина. Правда, по временам виднеются многочисленные стаи диких уток, но они держатся настолько далеко, что невозможно даже различить пород. Только однажды увидал я лебедей. Единственными спутниками парохода были чайки и морские крачки. Из мелких птиц встречалась всего чаще белая трясогузка; по временам слышался голос кукушки, и везде, где берег был мало-мальски удобен, т.е. где он был значительно выше уровня разлива реки, в нём гнездились целые сотни береговых ласточек, по-видимому, самых распространённых и многочисленных здесь птиц.
Яков ЯКОВЛЕВ историк, член Союза писателей России |
Продолжение истории, а также записки итальянца в Сибири читайте каждый вторник в рубрике «ИНОСТРАНЦЫ ОБ ЮГРЕ И ЮГОРЧАНАХ».
Смотрите также:
- Дневник немца в Сибири. От Самарова да Берёзова на лодке – за трое с половиной суток (30.07.2013) →
- Дневник немца в Сибири: От Берёзова до Обдорска на лодке – за трое суток и два часа →
- Дневник немца в Сибири: «…О прилежании и ловкости остяков» →