Дневник немца в Сибири: «…О прилежании и ловкости остяков»

Отто Финш (1839–1917) – немецкий этнолог, орнитолог, путешественник и исследователь. Его именем названы гавань и побережье в Папуа–Новой Гвинее, несколько видов попугаев (например, Aratinga finschi), вымерший вид новозеландской утки, улицы в городах Валле и Брауншвейге. Среди его многочисленных путешествий по всему миру для нас особенно интересна поездка по Западной Сибири (и по Югре в том числе), предпринятая в 1876 г. в составе группы Общества германской северо-полярной экспедиции.

   

   

По возвращении из Сибири О. Финш, как и другой участник этой поездки А. Брэм, (его записки уже представлены в рубрике «Иностранцы об Югре и югорчанах»), опубликовал свои впечатления и выводы отдельной книгой. В русском переводе под названием «Путешествие в Западную Сибирь д-ра О. Финша и А. Брэма» она увидела свет в Москве в 1882 г. Отрывки из этого давно известного сибиреведам, но мало знакомого другим читателям издания и предлагаются ниже.

В Поравацких юртах

Мы уже имели случай видеть дорогой, а именно на станции Кашгарской, многие произведения, свидетельствующие о прилежании и ловкости остяков, но нигде эти способности не высказывались так резко, как в Поравацких юртах – самой большой остяцкой деревне на всём нашем пути. Мы прибыли сюда 13-го июля (в 8½ часов утра). На широком, покрытом зелёным дёрном береговом холме расположено от 10 до 12 хижин, живописно окружённых роскошным хвойным лесом.

Хижины, хотя и необитаемые зимою, были большей частью выстроены из брёвен, очень опрятны внутри и обнаруживали некоторый достаток. Не только полы были устланы по бокам циновками (по-остяцки норè), красиво сплетёнными из какой-то травы, но и домашняя утварь была лучше и богаче. Так, в одном доме я видел пять больших котлов и один из них медный.

Жители, числом около 70, показывали нам всё с величайшим радушием и готовностью и были весьма удивлены и вместе с тем обрадованы тем, что мы интересовались ими. Они не принадлежали к бедным родам, существующим исключительно рыбной ловлей, а занимались также оленеводством. Довольно большое число этих животных, пережёвывая жвачку, лежало около огня, стараясь в дыму избавиться от своих мучителей – комаров.

До сих пор мы были знакомы только с лапландскими оленями, и нас поразила величина и красивый склад сибирских. Ещё более были мы удивлены их кротостью; мне не верилось, что сибирские олени могут быть настоящими домашними животными после того, что я видел в Лапландии. Там достаточно было появления человека, одетого иначе, чем туземцы, чтобы всё стадо разбежалось в разные стороны. Здесь же животные медленно поднялись с места и направились в ближайший лес.

Мы имели случай видеть здесь все вещи, обыкновенно употребляемые остяками: начатые и вполне готовые санки для запряжки оленей и собак, лыжи, лодки, вёсла, всё очень чисто и аккуратно сделанное, несмотря на несовершенство инструментов. Особенно понравились нам узкие челноки (по-остяцки хайшоб), состоящие из выдолбленного древесного ствола и, несмотря на свою легкость, поднимающие шесть человек и более. Замысловатые ловушки (по-остяцки йенанг) для ловли горностаев и белок и самострелы (по-остяцки оксар-жогль) на лисиц возбудили наше удивление. Также искусно были устроены верши для рыбы (по-остяцки поданг-пон). Они делаются из сосновых или лиственничных дранок, имеют в длину до 12 футов, а в ширину и вышину до 6 футов.

   

   

Так как подобный снаряд был слишком громоздок и не мог быть нами взят, то я, к своему возвращению, заказал его модель и могу прибавить здесь, что честные остяки сдержали слово…

Поравацкие юрты в довершение всего доставили нам ещё нечто, достойное удивления: здесь мы впервые снова увидели Уральские горы, но не в виде ряда холмов, покрытых лесом, как у Екатеринбурга, а в виде настоящей горной цепи, хотя и не особенно величественной, так как Уральский хребет не достигает значительной высоты, и мы были от него удалены ещё верст на 100.

Тем не менее, он был для нас приятным разнообразием после бесконечных ивовых чащ и крутояров, и в самом деле вид на него был очень красив. Перед нами расстилалась тёмно-синяя, обширная поверхность вод, окаймлённая зелёной полосой – ивовой чащей левого берега; за ней снова виднелась синяя полоса (по всему вероятию, лес у подошвы гор), служившая как бы рамкой для покрытых снегом белых гор, лишь местами имевших голубоватый оттенок. Весь хребет имел мягкие, кругловатые очертания, с двумя или тремя выдающимися вершинами, блестевшими как серебро.

Остяк превосходный стрелок!

В избушках я видел красивые луки, но и здесь, как я впоследствии убедился, инородцы очень неохотно расстаются с ними. Это происходило не исключительно от суеверного мнения, что именно этот лук никогда не даёт промаха, но из привязанности к любимому оружию, с которым и мы тоже нелегко расстаёмся. Луки остяков (йогль) большей частью сделаны чисто и аккуратно из двух склеенных между собою упругих прутьев берёзы и лиственницы и иногда обвиты берестой – так же, как и тетива из просмоленной конопляной бечёвки.

Во избежание ушиба от отдачи тетивы, стрелок привязывает к большому пальцу левой руки овальную дощечку (по-остяцки йошкар), которая большею частью делается из оленьего рога. Длина лука бывает от 5–6 футов. Стрелы, сделанные из дерева, имеют обыкновенно в длину от 2½ до 3 футов и на конце вилообразно расщеплены, в основании же снабжены 2–4 рядами перьев, вырезанных бόльшей частью из хвоста глухаря.

С этими стрелами обыкновенно охотятся за лисицами и крупной дичью, между тем как для охоты за белками употребляются стрелы с тупыми наконечниками из дерева или кости, чтобы не испортить шкурки. Для водяной птицы употребляют стрелы с железным, ланцетообразным наконечником, около которого приделана поперечная перекладинка в виде буквы S, чтобы стрела не могла пробить птицу насквозь.

«Остяк превосходный стрелок! Часто случалось видеть его в лёгком челноке на Оби, и как только приметит он утку или гуся, быстро кладёт вёсла в лодку, лук натянут, и птица падает со стрелою в сердце. Сотни лиц заверяли меня, что никогда не видали, чтоб остяк промахнулся», – так говорит Албин Кон, но это описание очень далеко от действительности.

В Тюмени и других местах нам тоже рассказывали об искусстве и ловкости остяков в стрелянии из лука, говорили, что они попадают в цель на сорок сажен (280 футов). Но то, что нам привелось видеть собственными глазами, было далеко от этого, хотя, тем не менее, удивляло нас. Стрелы могли лететь на 120–150 шагов, но на таком расстоянии о попадании в цель не могло быть и речи. Однако, если стрела была пущена в густую стаю птиц, то являлась жертва, и этого было достаточно.

Впрочем, мы видели, как в тридцати шагах остяки не раз попадали в воткнутую в землю палочку не более 2 дюймов толщиною. Что ни остяки, ни самоеды не проделывают ничего необычайного со своими луками, подтверждают Гофман, Миддендорф и Шренк.

 

 

Продолжение истории, а также записки иностранцев в Сибири читайте каждый вторник в рубрике «Иностранцы о Югре и югорчанах»

Смотрите также:

• Дневник немца в Сибири. От Самарова да Берёзова на лодке – за трое с половиной суток (30.07.2013) →
• Дневник немца в Сибири: От Берёзова до Обдорска на лодке – за трое суток и два часа →
• Дневник немца в Сибири. «Местность между Томском и Самаровым». →