В списке участников Великой Оте-чественной войны автономного округа фамилия Ога кажется инородной. Так оно и есть, латышей в предвоенное время в Югре можно было по пальцам перечесть.
Под "Прощание славянки"
Отец Норда, латышский стрелок, работал в Москве вместе с легендарным контрразведчиком Березиным, мать служила прокурором. Семья была интеллигентной, состоятельной, но перед войной родителей Норда арестовали, и они бесследно исчезли. Воспитывать мальчика пришлось сестре отца Лилии Ивановне. "Она вкладывала всю душу в меня и в двух дочерей одного репрессированного высокопоставленного военного, - рассказывает Норд Карлович. - Тётя Лиля знала несколько языков и обучала им девушек - они стали переводчицами на Нюрнбергском процессе. Жила она без мужа, всё время работала, я для неё был как свет в окне". С первых же июньских дней Великой Оте-
чественной столица стала готовиться к военным действиям - создавались санитарные дружины, людей учили оказывать первую медицинскую помощь, тушить пожары. Голодно жили москвичи. Но не исчезала доб-
рота: "На крыльце одного из домов умирала от истощения большая породистая собака, - вспоминает Норд Карлович, - так кто-то положил перед ней кусок хлеба".
Ога делал резину в самом тяжёлом цехе завода "Каучук", где выпускали аэростаты, которые защищали город от вражеских самолётов.
На фронт его не брали, но однажды Норду и его другу Грише Кошкину удалось обмануть работников военкомата - мальчишки приписали себе по лишнему году, и их мобилизовали на фронт. В строю Норд Ога стоял рядом с уже обстрелянными солдатами. "Помню, майор обошёл строй, сказал нам нужные слова о защите Родины, - рассказывает Ога. - Потом цепким взглядом оглядел строй и остановился перед молодым сержантом: "А ну-ка расстегнитесь!" Увидел жёлтую нашивку на гимнастёрке, удивился: "У вас же было тяжёлое ранение! Вы можете остаться и долечиться". Парень упрямо наклонил голову: "Нет, мне надо на фронт". Офицер посмотрел ему в глаза и, что-то поняв, согласился".
Шёл 1944 год. Ога попал в Польшу. На передний край. В артиллерийский полк (пушки там таскали лошади). Юноша показал себя мужественным солдатом. В одном из боёв "местного значения" он получил серьёзное ранение и инвалидность. Война для Оги закончилась. Возвращаться было некуда. В Москве близких людей не осталось. В Риге он оказался для родственников чужим.
Добровольная ссылка
Демобилизованный солдат решил осваивать "севера". Он отправился в Республику Коми. Там на каждой железнодорожной станции был лагерь для ссыльных. Образованные люди выполняли самую грязную работу (у одной хозяйки батрачил крупный учёный). Подобную картину Норд наблюдал и на Ямале, где лагеря были на каждом шагу. Ога не мог понять, почему люди, которых посадили за колючую проволоку, плачут, узнав о смерти Сталина. Осознание сталинского синдрома пришло позже: люди, прошедшие ад лагерей, верили в светлое будущее народа и гений вождя. Но как уродливо всё это переплеталось с их прежней и настоящей, изолированной от общества жизнью.
Одно время Норд Карлович работал в Октябрьском районе в экспедиции гидропроекта. Однажды его маленький экспедиционный отряд заблудился в пургу. Продрогшие мужчины добрели до посёлка ссыльных калмыков. Дошли до крайней избы, хозяева налили им полные кружки круто заваренного чая. Вдруг прибежал комендант: "Извините, товарищи, но вам нельзя здесь оставаться, прошу покинуть посёлок". С кагэбэшником не поспоришь, отряду пришлось снова нырнуть в снежную круговерть.
Самыми душевными Норд Карлович считает встречи с аборигенами. Норд "бродяжил" по Югре с аэрогеодезическим отрядом - искал магнитные аномалии недр, указывающие на наличие нефти. Отрядом из пяти человек руководил немолодой уже Яков Народецкий. С ним было интересно работать и общаться. "Где-то на Агане я очень удачно поохотился возле красивого озера, на берегу которого стоял кедр, обвешанный лоскутками ткани, - вспоминает Ога. - Принёс с десяток уток. Думал, все обрадуются, но проводник-ханты отвернулся, а Яков Зуевич глянул гневно, а потом отругал - я случайно нарушил покой священного места ханты. Пришлось просить прощения".
Поисковики и таёжные жители постоянно выручали друг друга. Запомнились Оге проводники Никита и Тихон Покачёвы. Один из них говорил: "Я сто рублей долга не могу вернуть колхозу, а мой отец мог портянки из парчи делать". Бессчётное количество километров исходила партия Народецкого по Среднему Приобью. Сегодня болотистый край Тромагана - это десятки крупных и не очень месторождений нефти.
Сейчас Ога пенсионер. Стариком себя не ощущает, к врачам не ходит, любит петь русские народные песни. Увлекается эзотерическим учением Елены Блавацкой и Рериха. Дочь Наташа - преподаватель истории, попросила отца написать воспоминания о войне. Норд Карлович просьбу выполнил. Возможно, появятся на свет и воспоминания о первых поисках нефтяных залежей в Югре.