Примерное время чтения: 6 минут
263

Дневник немца в Сибири: «…Множество детей погибает»

Яков Яковлев / АиФ

Куклы (по-остяцки аган) служат, как и у нас, любимой детской игрушкой. Эти более или менее удачные миниатюрные изображения женской фигуры, у которой лицо весьма оригинально заменяется клювом утки-морянки.

Мальчики с раннего возраста упражняются в стрельбе из лука и в этих упражнениях также поощряются родителями, как и наши мальчики, играющие в солдатики.

Как трудно при здешних климатических условиях воспитывать детей в самом нежном возрасте, подробно описывает Миддендорф… по собственным наблюдениям. Само собою разумеется, что множество детей погибает. Но уцелевшие обладают зато крепким телосложением.

Действительно, я не видал там ни одного калеки, и все остяки и самоеды, закалённые суровым образом жизни (Паллас говорит: «неестественной пищей»), обладают хорошим здоровьем и доживают до глубокой старости. По крайней мере, старики встречаются очень часто, хотя никто из них не знает в точности своих лет.

«…Все способы лечения у туземцев основаны на суеверии»

Чаще всего туземцы подвергаются глазным болезням, именно воспалению глаз, чему причиной дым, комары, блеск снежной поверхности и постоянное сидение против огня. Миддендорф, однако, совершенно справедливо удивляется крепости их зрения: «Если старик жалуется на слабость зрения, то это значит, что он видит ещё много лучше, чем наши старики».

У туземцев в виде предохранительного средства имеется множество различных очков. Одни из них, называемые остяками семкарти, какие я привёз с собою, состоят из куска простого стекла, весьма крепко вделанного в меховую шкурку; эти очки носят они против резкого ветра. Ещё очень практичную вещь представляет повязка, которую носят на лбу, (сем-лобес, то есть «глазная защита»). Делается она из лисьей шкурки, длинные волосы которой свешиваются на глаза и весной защищают глаза от ослепительного блеска снега.

Впрочем, мы много раз встречали слепых с бельмами. Они пользовались участием своих соплеменников, но так же работали, например, помогали грести. Сифилис, ужасные признаки которого сперва неприятно поразили нас, по нижнему течению реки встречается реже; в тундре же его совсем нет. У Шренка, который подробно описывает главные болезни…, сифилис занимает второстепенное место, и, по уверениям туземцев, он у них не заразителен, доказательство чему приводит и Гмелин.

Неудивительно, что, за неимением врачей, все способы лечения у туземцев основаны на суеверии и разных шаманских штуках. Единственный способ лечения от ломоты, колик и т. п. состоит в том, что на больном месте сжигают маленькие кусочки трута. Разные заговоры у них в таком же ходу, как у нас симпатии.

Приятель мой Джунши носил, например, на поясе медвежий зуб (по-остяцки очне-пенг), как верное средство от боли в пояснице, которое он не продал бы ни за какую цену. Я не позволил себе осмеять его талисман и веру в него, так как вспомнил цепочки от ревматизма, королевский напиток, чудесный эликсир и тому подобные спасительные средства цивилизованных шаманов. Дальнейшие рассуждения о таких предметах привели бы нас к тому убеждению, что мы во многих отношениях более достойны сожаления, чем остяки и самоеды!

«…В честь новорожденного гражданина мира устраивается пир…»

Для родильниц остяки устраивают обыкновенно маленькую землянку в стороне от прочих домов. Там же женщины проводят время ежемесячного нездоровья, так как в этот период они, как и у евреев, считаются нечистыми. После того они подвергаются особенному окуриванию, причём вряд ли употребляется «бобровая струя», как то утверждают Зуев… и Поляков…

«Маленький дом» для женщин. С. Полноват (р. Малая Обь). 1928–1929 гг. Фото: АиФ / из личного архива автора

В тундре, если только это возможно, устраивается особый чум (по-самоедски съямай-мия – «нечистая палатка» по Шренку) – родильная изба, и роды, большей частью лёгкие, происходят при пособии опытных женщин. Как только ребёнка выкупают в тепловатой воде, его тотчас же укладывают на мягкую оленью шерсть, и таким образом немедленно по появлении своём на свет он знакомится с постоянным спутником всей своей жизни.

Вскоре по рождении ребёнку даётся имя, большею частью случайно, по названию вещи, имеющей отношение к окружающей обстановке, как например: Чёрный, Кривой, Хромой, Лес, Ольха, Ветвь, Волк и т. д. (такие имена приводит Лепёхин…). Девушки также получают имена; но супруги обыкновенно называют друг друга «мой муж», «моя жена» (по-остяцки ими, по-самоедски ниэ – жена; по-остяцки тае, по-самоедски хазовав или ниэнзав – муж).

Вот так шла адаптация ребёнка к образу жизни промысловика – на берегу реки, на комарах, под защитой только борта лодки… Самарово. 1906–1910 гг. Фото: АиФ / Фото: А.И. Галкин

Три или четыре дня спустя в честь новорожденного гражданина мира устраивается пир, т. е. убивается один или несколько оленей; в пире этом принимает участие и мать. Из этого видно, что она не считается нечистой в продолжение двух месяцев, как говорит Шренк о самоедках… Матери кормят грудью детей до пятилетнего возраста, как мне рассказывали, и что подтверждает Миддендорф. По достижении совершеннолетия родителями также даётся пир, причём, смотря по состоянию, убивается от одного до пяти оленей.


Продолжение истории, а также записки иностранцев в Сибири читайте каждый вторник в рубрике «ИНОСТРАНЦЫ О ЮГРЕ И ЮГОРЧАНАХ».

Оцените материал
Оставить комментарий (0)

Также вам может быть интересно

Топ 5 читаемых

Самое интересное в регионах