Вечерами она стояла у окна. Долго. Смотрела, как в доме напротив зажигаются огни в окнах.
– Не изводила бы ты себя, Маша. Опять ведь валидол пить придется.
– Да ладно тебе, Дуся. Какие наши годы, не сердце, так давление замучает. Все равно таблетки пить. Или не пить, чтобы помереть скорее…
– Что ты такое говоришь, креста на тебе нет!
– А ведь верно, нет. Иначе отвел бы он от беды. Бог-то…
Не одной куковать
Мария Андреевна Усольцева решила сдать комнату. Куда ей, одинокой старушке две-то? И к пенсии, глядишь, прибавка будет.
– Ты, милая дочь, так напиши, что доброго человека мне найти надобно.
Девушка, принимающая объявления в газету чуть заметно поморщилась. От бабкиного глаза это не укрылось.
– Не так говорю?
– Да не пишут так. Встретите потенциальных жильцов, сами определитесь, добрые они или нет.
– Может, оно и так… Тогда напиши, чтобы девчата приходили. Они подушевней, девчата-то…
– Зря ты это задумала, Маруся, – сердилась лучшая подруга, – Обворуют еще.
– Ой, чего у меня брать-то?! А так все веселее будет. Все не одной куковать.
Жиличка нашлась довольно быстро. Худенькая девушка постучалась в дом Марии Андреевны вечером. Посмотрела как-то сиротливо.
– Вы комнату сдаете?
– Да. Ты проходи, милая.
– Я бы снять хотела. Только если предоплаты не возьмете. У меня денег…немного.
Лена оказалась приезжей из деревни. Маме-папе страшно было сообщить, что комнату в общежитии не дали. Комендант попросила «благотворительный взнос» внести, вот Лена и ушла. Пока по подругам скиталась, денег сэкономила, решила снять жилье. А оно дорогим оказалось. Девочка до того понравилась бабе Мане, что через месяц она жила в комнате уже на правах внучки.
– Ты денюжки свои, Леночка, лучше на одежду модную трать, – сказала.
– Ой, баба Маня, да вы просто солнышко! – заахала от радости та.
Так и стали жить. Вдвоем. Готовили попеременно, телевизор смотрели вечерами. Идиллия да и только…
Моя Аленушка
То, что у Лены появился парень, Баб Маня догадывалась. Девочка похорошела, стала где-то пропадать вечерами.
– Ты хоть ознакомь меня с мальчиком-то своим.
– Ой, бабМаня, что вы, у нас так просто, дружба, – зарделась жиличка.
– Смотри, девка, честь свою береги.
– Ой, ну вы прям. Прям каменный век какой-то! – фыркнула вдруг Лена. Нехорошо так фыркнула, слишком по-взрослому. Но старушка решила, что ей показалось.
Знакомство с другом сердешным вышло через две недели. Вечером, когда Мария Андреевна возвращалась от подруги Дуси. Двери она открыла своим ключом. Вошла в зал и при мертвенном свете телевизора узрела… Она даже глаза прикрыла рукой.
– Срам какой, – и вышла на кухню на ватных ногах. Больше она ничего не помнит. Когда очнулась, лежала на диване. Том самом, на котором… Только он уже был заправлен. Рядом сидела Лена и держала за руку.
– Что ж ты, девка, в моем доме, – тихо выдохнула.
– Баб Маня, солнышко, люблю я его. А без этого любовь-то не бывает. Ну, вы же сами все понимаете, вы же как бабушка мне. А Стасик, он хороший, он жениться обещал.
– Ой, девка…
– Он меня Аленушкой зовет. Красиво, правда? Моя Аленушка. Только ты не умирай, баб Маня, как я без тебя буду-то?
Тогда ей показалось, что это «буду-то» многое в ее старой одинокой жизни означает. Что нашла она душу отзывчивую, что свадьбу поможет справить. И – решилась:
– Дай мне шкатулку. В серванте лежит.
– Вот. А зачем?
– Это мой подарок тебе. Позже хотела, на день рождения, да ладно уж. Коли любовь у тебя.
– Что это? – А глаза уже горели. Два алчных холодных огонька. Но баб Маня решила, что ей мерещится. Внучка просто переволновалась из-за ее приступа.
– Дарственная это. На квартиру. Помру – твоя будет. Сейчас с жильем совсем худо, а так будет, где детишек растить.
– Ой, баб Маня, ты святая. Ты самая настоящая бабулечка моя! – Лена потянулась к старческой щеке, чтобы поцеловать, но не поцеловала. Только прикоснулась и будто случайно потерла рукой свою щеку.
Не приходи больше
Свадьбы не было. Стасик просто поселился у Баб Мани дома.
– Это ведь и моя квартира тоже, верно? – прокомментировала Лена. Вообще, в доме что-то неуловимо изменилось. Отношения стали суше. Потом совсем как в коммуналке.
– Леночка, скажи Стасику, чтобы не курил в окно, мне дышать трудно.
– Мария Андреевна, он здесь тоже проживает. Так что потерпите.
Она терпела и старалась совсем не думать о сделанной глупости. Терпела и тогда, когда они затеяли в своей комнате ремонт, когда продукты в холодильнике стали вдруг раздельными.
– Дура ты, Маруся, иди в милицию, – сердилась не на шутку подруга.
– Ну что ты, Дуся, куда я пойду. Я ведь сама Леночку в квартиру прописала. Сама дарственную на нее оформила.
– Аннулируй!
– Как-то не по-человечески это.
– А они с тобой по-человечески?
Баб Мане, действительно, приходилось тяжело, однако что-либо сделать в сложившейся ситуации она не могла. Стасика, например, просто боялась. Однажды, когда Лены не было дома, он подсел к ней на кухне:
– Ты, бабка, не приходи сюда больше.
– Что?
– Не приходи сюда. Манатки любые можешь забрать, а квартиру сама нам оставила.
– Так я после смерти хотела.
– Могу ускорить…
Вечером плачущую баб Маню привела к себе домой Дуся. Она же сходила к жильцам в квартиру, отругала на чем свет стоит, пригрозила милицией. На следующий день они выставили нехитрый старушечий скарб во дворе, а сами поставили сейф-двери и исчезли. До сих пор окна бывшей баб Маниной квартиры холодны и темны. А она каждый вечер стоит у окна и смотрит, смотрит на них.
– Знаешь, Дуся, я помереть скорее хочу.
– Чур тебя, Маша!
– Глупость все моя. Захотелось одиночество разделить с кем-то.
– Я тебе говорю, в милицию надо. Или этого, юриста хорошего нанять.
А баб Маня думает: вдруг у них, у ее жильцов, ребеночек появится? Где он жить будет? Ее ведь по сути и не выгонял никто, сама ушла. Да и старая она уже, как-нибудь дотянет до смерти. И еще очень часто вспоминает она, что никто, кроме Лены ни разу не называл ее солнышком.
Надежда Губарь: Не прощу ни метра 
Надежда Губарь: Ломик против шарика 
Надежда Губарь: Тетя Катя и тридцать три кошки 
Надежда Губарь: Моя хохломская трудовая 
Надежда Губарь: Ненужное из жизни вычеркнуть