Все мамы мечтают все успеть и выспаться. А еще – никогда не повышать голоса
Завела будильник, бухнулась в кровать, закрыла глаза. А в мозгу все еще крутится вечной пластинкой: Вовке шорты в садик приготовила, Егору форменную рубашку отгладила, надо голову вымыть с утра… Разлепила глаза – поставила будильник на пятнадцать минут раньше. Нужно снова повторить попытку накраситься. Четвертый десяток – не повод расхолаживаться.
— Мама, на горшок…
Метнулась в спальню. Вовка все дела сделал, не открывая глаз. Счастливое время, когда можно во всем положиться на мать.
Самомама. Смешное слово, придуманное кем-то на форуме. Да – сама себе мама, сама мама двум мальчишкам, сама себе одиночка. Все, спать, спать, спать…
Нате ваши пазлы
— Черт, черт, чееееееееееерт! – метание по дому в одном тапочке, кажется, самое любимое занятие многих женщин. – Егор, вставай!
— Мама, сейчас.
— Мигом! Опаздываем!
Чайник на плиту, йогурты из холодильника в микроволновку. Ну, конечно, один из них взорвался! Ура, будет, чем заняться вечером.
— Егор, ты там заснул, что ли!
Стоит, приоткрыв один глаз, смотрит на поток воды из-под крана:
— Мама, а правда, что бывают призраки и привидения?
— В ванной их точно нет, зубами займись, – и в пространство коридора молодецким окриком: – Вова, вставай, конфетка тебя ждет!
Вовка не выспался. Как, впрочем, каждое утро каждого будничного дня. Для трехлетки это вообще отдельная тема – утренние сборы в детский сад.
— Мама, надо мультик.
Щелк пультом в направлении телевизора.
— Егор!
— Ем. Мама, йогурт свернулся.
— Я его просто перегрела.
— Я такой не хочу.
— Мама, колготки колются, – это из зала.
Нет, раздражаться она не будет. Слово дала. По заверениям разнокалиберных психологов, нужно вздохнуть и сосчитать до десяти. Итак, начинаем. Раз, два…
— Мам, нам, это, костюм нужен сегодня парадный.
Три, четыре, пять… Некогда считать, нужно срочно рубашку гладить.
— Вчера ты где был? Егор, сколько раз говорила. Иди так, в голубой рубашке.
— Учительница сказала…
— Блиииин! Двадцать минут до выхода! – вымыть голову хотела, накраситься… О чем это думала, вообще?!
— У мамы ноги голые, – сообщает Вовка, глядя на мать, водящую утюгом.
Рубашка готова. Дети активно превращаются в готовых к выходу. Вовка молчит, рот занят конфетой. Егор молчит, обижен на орущую мать. Снова не сдержалась. Шарф, шапка, валенки…
— Маа, – на пиджак падает что-то липкое. Конфета. Вовкина. – Мне книжку с пазлами.
Молча встать, стряхнуть липкое нечто, взять книгу. И, как водится, запнуться за санки (о, боги-создатели брежневок!), рассыпать пазлы, встать в полный рост, упереть руки в бока… Оказывается, это занимает всего секунды.
— Нате ваши пазлы! Еще просьбы будут?
Они на дереве
Зимняя дорога утром. Санки переносятся через проезжую часть на руках, взгляд на часы, тяжелющий портфель старшего. Они что-то говорят, но через шапку и капюшон совсем не слышно. Поэтому – остановиться, оглянуться, нагнуться, переспросить. Не раздражаться, не раздражаться, не раздражаться, черт возьми! Это дети – самые чудные, самые любимые, самые единственные, хоть это и не по-русски.
— Мапрорлдитасчапр…..
— Что, Вова?
— Мама, там, на дереве…
— Вова, давай потом.
— Ну, мааааам!
— Мы снова опоздаем, понимаете вы или нет!
Какая она дурная, эта злость, и какая постоянная. Прибежать в садик. Послушать «перекашль-пересморк» товарищей Вовки по группе. Пожать плечами, сказав, что «это от аллергии, не заразное». Заразное, конечно, как нет. Но сегодня столько дел, завтра отчет. И, вообще, одинокие бухгалтерши не могут позволить себе больничный. Ну, никак. Жалко их, одетых в кофточки и шмыгающих носами. Но это круговорот – мы были такими же. И наши матери, наверное – тоже. Вот только почему они помнятся улыбчивыми, ласковыми, нежными? Боже, сделай так, чтобы она запомнилась сыновьям такой же!
— Нужно в выходные ребят в кино сводить, – обещает сама себе, перебегая дорогу, – только постирать, прибраться, на неделю еды наварить. Потом погладить, уроки выучить…
На глаза попадается дерево, на ветке которого висят кроссовки. Ух, ты, высоко как! Смешно! Надо детям показать. И тут же в памяти: «Мам, там на дереве…» Не успела, не оглянулась, не улыбнулась.
Рисунок в рамке
На работе. Взгляд в зеркало – краситься бесполезно. Подготовить бумаги к оперативке, налить кофе, выкурить сигарету. Передохнуть. Интересно, утюг выключила? Не думать об этом, до вечера все равно не узнать. В обед нужно как-то успеть забежать в магазин, купить Вовке водолазку. Себе хочется тунику. Такую, как на витрине выставлена. Но ее не осилить, конечно. Хоть бы муж алименты перевел, что ли.
— Сегодня Катенька так плакала, в садик совсем не хотела идти, – причитает коллега. – Наверное, у них плохая воспитательница. Дети ее не любят. Как вы считаете?
— Я сама – плохая воспитательница.
— Что, простите?
Сесть за стол. Только не расстраиваться. Так всегда бывает после утренней борьбы. Понимаешь, что в миллионный раз не прав, в тысячный – несдержан. А над глазами – рисунок. Мамин портрет. Егор рисовал, Вовка ладошкой грязною припечатал. Милые, самые хорошие сыновья. Даже дыхание перехватывает, когда она о них думает. Никогда, никому, ни за что…
…Вечером ехать на санках ничуть не легче, чем утром. Потому что Вовку нужно сначала оторвать от горки, потом быстро разогнаться, чтобы не вылез по дороге.
— Ма, прлдоисап…
— Вова, давай позже.
— Ну, мама.
— Не болтайте на улице, сказала!
***
Магазин, ужин, уроки. Нужно почитать им перед сном. Обязательно, непременно. И – обняв, поцеловать, укутывая одеялом. Значит, будильник завести на полчаса раньше обычного. Ну, надо же когда-нибудь и голову вымыть, и накраситься?!
Надежда Губарь: Рыжий Дед Мороз 
Надежда Губарь: Золотой наш дед 
Надежда Губарь: Дом для Тимофея 
Надежда Губарь: Мой длинный несерьезный друг 
Надежда Губарь: Зубная фея