Отто Финш (1839–1917) – немецкий этнолог, орнитолог, путешественник и исследователь. Его именем названы гавань и побережье в Папуа–Новой Гвинее, несколько видов попугаев (например, Aratinga finschi), вымерший вид новозеландской утки, улицы в городах Валле и Брауншвейге. Среди его многочисленных путешествий по всему миру для нас особенно интересна поездка по Западной Сибири (и по Югре в том числе), предпринятая в 1876 г. в составе группы Общества германской северо-полярной экспедиции. По возвращении из Сибири О. Финш, как и другой участник этой поездки А. Брэм, (его записки уже представлены в рубрике «Иностранцы об Югре и югорчанах»), опубликовал свои впечатления и выводы отдельной книгой. В русском переводе под названием «Путешествие в Западную Сибирь д-ра О. Финша и А. Брэма» она увидела свет в Москве в 1882 г. Отрывки из этого давно известного сибиреведам, но мало знакомого другим читателям издания и предлагаются ниже.
«Ренский погреб»
Поэтому мы были крайне удивлены, когда в два часа по полудни (9 июля) на зелёном холмистом берегу, окаймлённом лесом, увидели 20 хорошеньких домиков (между которыми – несколько больших каменных, выбеленных, с красными крышами) и две церкви. Это был Берёзов. Итак, более половины дороги до Обдорска осталось за нами!
Несмотря на то, что мы, подъезжая к городу, сделали два выстрела и, следовательно, произвели некоторый шум, город казался точно вымершим. Даже когда мы со своими лодками причалили около запасных магазинов, между которыми были принадлежавшие очень хорошо нам знакомой фирме, а именно нашему приятелю Земцову, то и тогда никто не явился к нам на встречу, как это постоянно бывало до сих пор. Итак, мы должны были без «обычной свиты» подняться на берег и отправиться в город, чтобы отыскать там г. Новикова, к которому у нас были рекомендательные письма от Сидорова. По дороге внимание наше было привлечено великолепною вывескою; на голубом фоне её было написано золотыми буквами «Ренский погреб». Я невольно при этом вспомнил Бремен и мысленно перенёсся в высокие внушительные комнаты «городского винного погреба». Хотя мы вообще не увидели здесь никакого погреба, а обыкновенный деревянный барак, но, тем не менее, могли надеяться, что бутылки настоящего вина добрались и сюда. Во всяком случае, следовало попробовать. При этом оказалось, что «Ренский погреб» не содержал в себе ни одной бутылки виноградного вина, а только русское «вино», т. е. водку, и сверх того какие-то микстуры, которые продавались здесь под названием коньяка, мадеры, хереса, «шпанских вин» и т. д. За неимением лучшего пришлось нам довольствоваться и этими снадобьями.
Между тем явился встречать нас исправник г. Попов, и проводил нас к Новикову. Здесь нас приняли очень приветливо, угостили чаем, но желаемых сведений мы здесь не получили по весьма простой причине: при дальнейшем разговоре оказалось, что г. Новиков совсем не тот, к которому у нас были рекомендации, а только его однофамилец, а тот находился в настоящее время в отсутствии, что, впрочем, нисколько не уменьшило радушия приёма.
«Берёзов… главный центр торговли водкой»
Так как доктор Брем желал пополнить свой незначительный запас красного вина, мне тоже нужно было сделать кой-какие покупки, то мы и продолжали осмотр города и вполне ознакомились с ним. Арон Аронович, ссыльный, так называемый «немецкий» еврей из Одессы, отсоветовал нам искать красного вина, так как такового не имеется, что и оказалось справедливым. Он очень метко заявил: «Азе хотите вы пить красное вино? Пейте зе квас». Мы побывали во всех лавках, трактирах и харчевнях, которыми Берёзов изобилует как главный центр торговли водкой (Поляков сообщил нам, что в Берёзове 5 водочных складов, и в каждом из них ежегодный оборот равняется 50–70 тыс. руб.). Туземцы не чувствуют в ней недостатка. В этих ядовитых лавках представлялась нам не столько малоутешительная, сколько оригинальная картина. На этот раз мы любовались уже не видами, а жанровыми картинами: наши ямщики, добрые остяки, некоторые со своими прекрасными половинами, пропивали весь тяжёлый заработок многих часов и находились в состоянии, соответствующем выпивке. Чтобы убедиться воочию в так часто описываемой способности остяков к пьянству, мы велели подать ещё водки и убедились, что рассказчики говорили чистейшую правду. Нежный пол, надо признаться, ещё значительно превосходил в этом деле сильный пол: одна красавица выпила целую бутылку водки с такой быстротой, что привела нас в удивление. В извинение ей я должен прибавить, что здешняя водка (15 коп. бутылка) очень слаба и содержит не более 20 процентов спирта и очень много сивушного масла. При питье остяки, выпив рюмку до дна, каким-то особенным манером раскачивали пустую рюмку над головой и крестились, так как остяки – «христиане»! Затем они старались поцеловать полу платья и сапоги угощавших их. Имея в виду то мнение, что человек в пьяном виде обнаруживает свой настоящий темперамент, должно заключить, что остяки беззаботно весёлый народ, и что они очень нежные супруги, в чём я вообще убедился впоследствии. Так, Марья Павловна – все остяки носят здесь христианские имена – целовала красное, обрюзглое лицо своего Ивана Петровича, или как бы там его ни звали, с такой горячностью и нежностью, точно в первый раз находилась в его объятиях, и он отвечал ей тем же. Одним словом – мы были свидетелями настоящей идиллии из золотых пастушеских времён. Исправник, впрочем, уверял, что эти трогательные сцены всегда оканчиваются супружескими ссорами, но я считал это за клевету. Как мирно, хотя и покачиваясь, идёт эта толпа к лодкам, захватив про запас бутылочку! Какая может быть тут ссора? Но что я вижу?! Нежная Ивановна, едва ли семнадцатилетняя молодая женщина, вдруг падает на землю и бьёт свою приятельницу, которая хочет оказать ей помощь. Мужчины без раздумий к ним присоединятся, и, в конце концов, исправник, пожалуй, будет прав.
Так как на обратном пути гребцами попали к нам тогдашние участники попойки, то я могу здесь прибавить, что ссора была прекращена в самом её зародыше: исправник всю компанию посадил в кутузку. Освежившись сном, мирно отправились они по домам и пожертвованную им мною запасную бутылку свезли оставшимся дома, что служит доказательством того, что они честно держат слово, несмотря на соблазн.
«Единственный город на Оби к северу от Самарова»
Берёзов (по-остяцки – Сумывач, по-самоедски – Ху-Харн), находящийся под 64-м градусом северной широты, – единственный город на Оби к северу от Самарова и место управления округом, простирающимся от Сургута до северной оконечности полуострова Ялмала, т. е. более чем на 11 градусов широты. Но на 10 квадратных вёрст приходится в нём не более одного жителя. Город, основанный в 1593 году, сто лет тому назад насчитывал до 150 домов; в настоящее время в нём прибавилось не более 50–60; жителей – 2000 чел... Большинство последних – русские, потомки казаков, команда которых стоит здесь, но пеших, так как лошадей здесь очень мало. Город расположен, как уже упомянуто выше, на левом, высоком, песчаном и глинистом берегу Сосьвы (с остяцкого «Горностаевая река»), которая в 27 верстах ниже впадает в Малую Обь… На одну версту ниже города впадает в Сосьву Малая Вогулка. Рукав последней, протекающий через болотистую котловину, через которую перекинуто два моста, делит город на две части: северную (меньшую) и южную (бόльшую).
Яков ЯКОВЛЕВ историк, член Союза писателей России специально для «Аргументы и Факты - Югра» |
Продолжение истории, а также записки итальянца в Сибири читайте каждый вторник в рубрике «ИНОСТРАНЦЫ О ЮГРЕ И ЮГОРЧАНАХ».