Отто Финш (1839–1917) – немецкий этнолог, орнитолог, путешественник и исследователь. Его именем названы гавань и побережье в Папуа–Новой Гвинее, несколько видов попугаев (например, Aratinga finschi), вымерший вид новозеландской утки, улицы в городах Валле и Брауншвейге. Среди его многочисленных путешествий по всему миру для нас особенно интересна поездка по Западной Сибири (и по Югре в том числе), предпринятая в 1876 г. в составе группы Общества германской северо-полярной экспедиции. По возвращении из Сибири О. Финш, как и другой участник этой поездки А. Брэм, (его записки уже представлены в рубрике «Иностранцы об Югре и югорчанах»), опубликовал свои впечатления и выводы отдельной книгой. В русском переводе под названием «Путешествие в Западную Сибирь д-ра О. Финша и А. Брэма» она увидела свет в Москве в 1882 г. Отрывки из этого давно известного сибиреведам, но мало знакомого другим читателям издания и предлагаются ниже.
Старик Михайло Панаев
Ещё не доезжая Берёзова чувствовалась необходимость в переводчике; теперь же было совершенно невозможно обойтись без него при сношениях с остяками. С каждым ударом вёсел мы всё более и более углублялись в землю остяков, которые, чем более мы подвигались, тем менее понимали по-русски. По счастию старик Михайло Панаев соединял в себе всё, что нам было нужно: он не только хорошо владел остяцким и самодедским наречиями, но был также знаком с нравами и обычаями этих народов. Так как все годные для работы мужчины находились на рыбных промыслах, а лучшие из немногих стоящих здесь казаков были прикомандированы к предшествовавшей нам русской экспедиции Орлова, то мы и должны были довольствоваться нашим стариком.
Из предосторожности я заключил с ним условие, в котором говорилось, что в случае, если мы не найдём в Обдорске русского проводника, то он обязывается сопровождать нас в дальнейшем путешествии. Предосторожность эта оказалась для нас весьма полезной. Некоторые говорили мне, что Панаев враль, обманщик, пьяница и т. п., но я не слушал никаких наговоров и на возвратном пути мог устыдить клеветников и лжецов. «Дядя» или «старик», как называли его наши люди, оказался очень хорошим и дельным проводником, опытность и усердие которого были весьма полезны для экспедиции. Теперь, без сомнения, все считавшие его прежде подозрительным, воспевали ему хвалы.
Несмотря на свои 70 лет Михайло мог потягаться со многими молодыми людьми. Рыжеватая с проседью борода и обнажённый череп с выразительными чертами лица напоминали голову Петра – тип, часто встречающийся в России, а серый изношенный полукафтан вместе с остяцкой обувью ещё более придавали ему вид северного апостола. Он, без сомнения, видел когда-то лучшие дни и был очень красив. От 10 до 12 принадлежавших ему лодок возили его товары, большей частью рыбу, и в гостеприимном доме Михаила Максимовича, как его тогда называли, игрывал в вист сам исправник, так как здесь угощали превосходным вином и отличными кушаньями.
Но богатство это исчезло и не по его вине (рассказ, что Михайло в лучшие дни свои пьяный закуривал трубку десятирублёвыми ассигнациями, оказался чистой выдумкой и клеветой), а вследствие несчастливых спекуляций. С нашим Михайлом случилось то же, что случилось и у нас со многими, которые недавно ещё разъезжали в роскошных экипажах, а теперь скромно ходят пешком. Что он не был дурным гражданином Берёзова и имел свои заслуги, доказывала серебряная медаль, которой наградил его Император Николай I.
В Большом Устраме
13 станций, предстоявшие нам до Обдорска и отдалённые одна от другой на 25–50 вёрст, требовали гораздо бόльших усилий от гребцов, чем вышележащие. Хотя мы на протяжении 495 вёрст получали лишь слабосильных с виду остяков, однако они как нельзя лучше могли померяться силами с русскими и довезли нас до Обдорска в трое суток и 2 часа. Зуев (в 1771 г.) проехал это расстояние почти во столько же времени (3 дня) и говорит, что ехал всё время по Малой Оби.
Большой Устрам, 2-я станция, представил нам картину смешанного русского и остяцкого рыбацкого поселения – русские бревенчатые избы и чумы туземцев, т. е. конические шалаши, устроенные из жердей и покрытые кошмами и берёстой.
С внутренностью их мы вскоре познакомились. Сушка рыбы здесь производится совсем иначе, чем мы видели прежде: именно рыба вешается прямо на перекладины, соединяющие воткнутые в землю колья, между тем как выше Берёзова рыба сушится на помосте, устроенном на четырёх столбах, к которому ведёт примитивная лестница – бревно с зарубками. В случае надобности, дабы собаки не могли воровать рыбу, бревно это отнималось прочь.
Остяцкие собаки складом и шерстью похожи на волков (впрочем, встречаются чернопегие и белые) и как нельзя более гармонируют с подобными поселениями. Чужих людей они встречают весьма трусливо и молча, так что мы сначала думали, что они вовсе не лают. Но предположение это оказалось ошибочным; также мы разуверились и в мнимом их добродушии.
Несколько раз приходилось нам испытывать яростные нападения этих собак, но по своему трусливому характеру, они каждый раз обращались в бегство, лишь только мы делали вид, что поднимаем камень. Кроме ездовых собак, держат ещё, впрочем, только ниже Берёзова, маленьких собак, единственно из-за длинной мягкой чёрной или белой шерсти их меха, весьма употребительного здесь для опушки мужского и женского платья. Самых красивых собак этой породы видел я у князя Обдорского в Князь-юрте. Такие собачьи шкурки стоят нередко 6 руб. и дороже.
Поселение представляло весьма оживлённую картину. Мужчины были заняты развешиванием своей добычи, женщины – её приготовлением. Одна русская женщина, несмотря на бесчисленное множество комаров, просеивала муку для хлеба, а мальчик растирал на камне соль. Здесь мы сделали зоологическое приобретение в виде двух птенцов весьма редкой лапландской совы. Туземцы вынули их из гнезда и, как это у них водится, кормили рыбой. Мы их привязали на верёвку и посадили на перекладину в лодке, чтоб можно было свободно наблюдать за ними.
Спустя некоторое время мы, однако, должны были обратить их в чучела и присоединить к нашей коллекции. Это оказалось необходимым вследствие их чуть не удавшейся попытки к бегству, так как они отлично сумели развязать узел верёвки. К тому же я не хотел, чтобы изменился их гнездовой наряд, до сих пор ещё неописанный: пера на них ещё не было, они были покрыты пухом...
 |
|
| Яков Яковлев историк, член Союза писателей России специально для «Аргументы и Факты - Югра» |
Продолжение истории, а также записки иностранцев в Сибири читайте каждый вторник в рубрике «ИНОСТРАНЦЫ О ЮГРЕ И ЮГОРЧАНАХ».
Дневник немца в Сибири: От Берёзова до Обдорска на лодке – за трое суток и два часа 
Путевые описания из «портфелей Миллера»: Кодинская церковь и Низямские юрты 
Дневник немца в Сибири. Часть 1: «Рассказывают, передавая сие за чистую правду…» 
Дневник немца в Сибири. Часть 2: «Здесь священник рассказал мне две достойные примечания истории …» 
Дневник итальянца в Сибири. Часть 16: «Я ещё не видел таких многочисленных и хищных комаров»