С волчьим паспортом
«У меня в паспорте указано место рождения - 17 квартал. Когда муж моей сестры увидел документ, сказал: «Это же волчий паспорт. Что же получается, людей привозили и просто выбрасывали в лесу?», - рассказывает Наталья Мавлютова (Виндерс). – А так и было, привозили и выбрасывали. Родители моей мамы – Вероники Быукшанс – когда-то имели крепкое хозяйство в латвийской деревне Утинани. С приходом советской власти началась коллективизация, но продвигалась с большим трудом: не все хотели добровольно расставаться с нажитым добром и вступать в колхоз. Тогда по всей Латвии объявили, что тех, кто сопротивляется, отправят в Сибирь.
Как позже выяснилось, свои же хуторяне, соседи и родственники участвовали в составлении списков тех, кого выслать. «Давайте вот эти и эти семьи, Быукшанс – трудяги, тихие, спокойные, пусть едут. Они и в Сибири выживут», - так, наверное, рассуждали. Мама вспоминала, как она пошла утром доить коров, а когда вернулась в дом – застала там русских солдат с винтовками.
Её отец хорошо знал русский язык - воевал в первую мировую, просил их оставить, а солдаты отвечали, что, если не выполнят приказ, то их самих расстреляют. Дали полчаса на сборы. Тётушка Текля позже рассказывала, что погрузили всех в вагоны для скота и везли более двух недель, на остановках давали только по 200 гр. хлеба. Я прочитала в одной из книг, что в эти мартовские дни из Латвии вывезли в Омскую и Томскую область 12 тысяч 987 семей общей численностью более 42 тысяч человек, включая стариков и детей до 7 лет.
Сначала мы работали на току, смотрели на зерно и не смели взять ни одной горстки, хотя 9 месяцев не видели ни куска хлеба. Потом переехали на лесоучастки – по пояс в ледяной воде сплавляли лес и грузили его на баржи. Мама работала сучкорубом, в день ей полагалась чашка каши. Одни люди умирали, им на смену привозили других – из сталинских лагерей. Там, в 17-м квартале мама встретила моего отца, отсидевшего 10 лет на дальнем Востоке и сосланного в Сибирь. За свой труд родители получили почётные грамоты, а отец – знак «Ударник коммунистического труда».
Через много лет отец всё-таки съездил на родину, в Латвию. Что там случилось – не знаю, но вернувшись, он прямиком попал в психиатричку. Видимо, встретили на Родине «очень ласково». Мама тоже съездила в родной хутор, поплакала там (всё разворовали, растащили) и вернулась: здесь сложилась её жизнь, родились дети».
На самом большом болоте
Сулейман Сергеевич тоже родился в ссылке. «Мою прабабушку предупреждали родственники: «Ты отдай в колхоз большую часть имущества, и немного оставь себе». А та отвечала: «Мой муж столько наживал, а я возьми и отдай?» В 1931 году всю нашу семью забрали. Высадили вместе с другими на берегу Васюгана (сейчас – Томская область). Там стояло несколько срубов, - рассказывает Сулейман, - кто успел прихватить с собой золото (татары всегда любили украшения), тот смог купить место в срубе, а остальные (кого забрали за одну корову в хозяйстве) рыли землянки или делали берестяные чумы.
Мама говорила, что зимой выходили утром на улицу и смотрели: нет над чумом дыма – значит, все умерли. Заглянешь туда – а они вокруг очага, как стеклянные, сидят - замёрзли. А ещё еды совсем не было, только труха древесная да воду пили. Прабабушка не хотела мириться с ссылкой и убежала. Больше мы о ней ничего не знаем.
Весной выжившие организовали рыбацкую артель в колхозе в Стрежевом, со временем обустроились. Моя мама – Хамида Мавлютовна много лет работала на рыбодобыче в холоде и сырости. Помню, как она по утрам, чуть не плача, растирала опухшие, не сгибающиеся пальцы рук, и шла на работу. В 18 лет я её потерял. Много в то время возникало на болоте спецпереселенческих посёлков: Раздольное, Ильяк, Чин-Вар, Стрежевой, Новый Тевриз…
А в 1933 году на остров вблизи д. Назино высадили более 6 тысяч человек политзаключённых. Говорят, что напротив острова стояли вооружённые солдаты, и всех пытавшихся переплыть реку расстреливали. Пищи людям не давали, там началось людоедство. Война открыла новый этап заселения васюганского болота. Туда прибыли немцы, поляки, эстонцы, - около 12 тысяч человек. Немцы приезжали полураздетые, мало кто из них выжил.
На границе Знаменского и Тевризского районов советская власть организовала коммуну, согнали туда весь отобранный у кулаков скот и бездельников, что отродясь не работали. Они быстро съели всё и разбежались. Так и закончилась коммуна. Вот думаю, если бы работяг не ссылали, то жили бы сейчас все припеваючи».
Сегодня Мавлютовы живут в Ханты-Мансийске. Сулейман Сергеевич стал директором школы, Наталья Петровна – педагог. Они навещают родные погосты и помнят всё, что было. И говорят о том времени, потому что его нельзя забывать.
Надежда Губарь: Либидунъ 
Дневник немца в Сибири:Остяки и самоеды должны отступить перед цивилизацией 
Дневник немца в Сибири:«Поселения остяков принимали более обруселый вид» 
Русский манси 
Метаморфозы Вэллы. Каким мы запомним югорского писателя и философа