«…Мы ещё имели удовольствие видеть национальное увеселение остяков…»
Поселения остяков, к которым мы приставали, точно также, как их обитатели, принимали всё более и более обруселый вид. Чумы из берёзовой коры давно уже исчезли, и вместо зимних жилищ оригинальной остяцкой архитектуры начали попадаться бревенчатые избы, почти и не уступавшие русским; некоторые из них имели окна со стёклами. Тем не менее, мы ещё имели удовольствие видеть национальное увеселение остяков, а именно «медвежью пляску» (по-остяцки Ошни-як или Лонгельдал), выполняемую после убиения медведя на следующем затем празднике или пирушке, так как без водки при этом, понятно, не обходится. Вероятно, пляска эта производит тогда гораздо более эффекта, чем теперь, когда был только один танцор. Танцор этот, старый седой остяк, единственный из семи остяков, видевший в своей жизни медведя, действительно был очень смешон в своей маске, наскоро сделанной из берёзовой коры (тонди-веш). Он старался подражать различным движениям и ухваткам медведя, странно махал руками и неуклюже прыгал кругом, всё это к нескончаемому восторгу собравшихся туземцев, очевидно, считавших исполнителя артистом своего дела.
Несколько небольших подарков придали девушкам и женщинам более смелости, и они также приняли участие в представлении. Танцы их ограничивались, однако, несколькими свободными гимнастическими движениями рук; ноги же, эти настоящие орудия пляски, играли при этом лишь второстепенную роль. Тем не менее, танцы эти представляли для нас большой интерес, хотя и вовсе не были грациозны или кокетливы. Этому весьма мало способствовал наружный вид красавиц – с закрытыми лицами и наряженным притом в платья, которые у нас могли бы назваться лохмотьями. Зуев говорит, что, кроме медведя, лось, журавль и другие животные служат им также танцмейстерами, т.е. остяки стараются, по возможности естественно, подражать движениям этих животных; во всяком случае, это свидетельствует об их большой наблюдательности…
«…Прибыли мы к Кондинскому монастырю…»
После полудня 18 сентября прибыли мы к Кондинскому монастырю, живописно расположенному на правом высоком берегу и состоящему приблизительно из двадцати домов и большой, но некрасивой церкви, выстроенной из кирпича, – единственной между Берёзовым и Тобольском. Она была выстроена в 1731 году, монастырь же, с первой деревянной церковью, был основан в 1656 году при царе Алексее Михайловиче. Пока мои товарищи отправились на охоту в ближний лес, я в сопровождении молодого, любезного станционного смотрителя пошёл в деревню и, прежде всего, зашёл в монастырь, потому что там, как нам сказали, мы могли получить потребные нам съестные припасы.
К сожалению, монастырь как бы вымер. Монахи все находились на сенокосе и должны были вернуться лишь к вечеру. Поэтому мы пробовали счастья в другом месте, но безуспешно. Впрочем, в одном месте нас сказали, что можно бы продать овцу, но глава дома не посмел распорядиться без своей дражайшей половины, которая была в отсутствии. Когда она вернулась, то решилась продать мне только кость от задней ноги, от которой я отказался.
Когда я уже намеревался вернуться к лодке, пришёл монах и стал приглашать нас в монастырь, где отец Бенедикт, заступавший место игумена и настоятеля, принял и угостил нас очень любезно. Между прочим, нам подали солёные огурцы – настоящее лакомство для этой страны! Он полагал, что мы пробудем довольно долго и уже велел приготовить для нас комнаты в большом, просторном монастырском доме, в котором также находилась школа. После того, как я сообщил ему о наших желаниях, он тотчас же изъявил готовность исполнить их и, приказав согнать телят, предложил мне выбрать одного из них. Правда, прошло довольно много времени, пока зарезали телёнка и собрали прочие припасы: хлеб, яйца, молоко, масло и т.д.
Было уже 9 часов вечера, когда я возвратился к лодке, и мы продолжали путь, но мне нечего было сожалеть об этой задержке. Отец Бенедикт оказался человеком очень образованным и без предрассудков; он много рассказывал мне о том, какую трудную жизнь ведут здесь монахи, принадлежащие к ордену (?) святого Иеронима. Кроме деятельности чисто практического характера, как заготовки сена, рыбной ловли, выполняемых самими монахами за недостатком рабочих, кроме обычных монашеских служб, на обязанности братии лежат также преподавание в школе и миссионерство. А то и другое вместе на деле очень трудно выполнимо.
Отец Бенедикт только тем и пустил школу в ход, что выдавал ученикам книги и письменные принадлежности бесплатно. О своих зимних поездках с миссионерскими целями он рассказывал ужасные вещи. Остяки, давно уже сделавшиеся «добрыми христианами», часто не крестят детей своих, пока они малы. Если случиться такому ребёнку тяжело захворать, то отец спешит в монастырь просить помощи и в большинстве случаев уверен, что с крещением ребёнок получит исцеление. Тогда приходится ехать очень далеко, через леса, часто в самые холодные ночи, нередко рискуя замёрзнуть. Отец Бенедикт не раз подвергался этой опасности. При таких трудных условиях жизни, неудивительно, что монахи бывают не особенно довольны, когда их переводят в Кондинский монастырь, и что, вместо положенных по штату двенадцати братьев, их всего только пять. Вместе с отцом Бенедиктом я осматривал внутренность церкви, в которой два придела – один летний, другой зимний, с печами. Вообще же в ней не было ничего замечательного, кроме некоторых старинных чеканных работ, между которыми наибольшего внимания заслуживал громадный, прекрасной работы серебряный оклад евангелия, весивший около двух пудов.
С искреннею благодарностью простились мы с любезным настоятелем, отказавшимся принять какую-либо плату за отданные нам съестные припасы.
Дневник немца в Сибири: Снова в Берёзове 
Дневник немца в Сибири: «Сущность религии туземцев…» (окончание) 
Дневник немца в Сибири: «Религия туземцев…» (начало) 
Дневник немца в Сибири: «Знакомство с… шаманом» (Окончание) 
Дневник немца в Сибири: «Знакомство с… шаманом» (Начало)