«…Водка – главная причина материального разорения и физического вырождения…»
Остяки и самоеды освобождены от воинской повинности, но платят подати, которые прежде состояли в мехах, теперь же в деньгах; с каждого самоеда, способного к работе, взимается по 3 руб. 12 коп. Из этого поступает в казну: с самоеда 1 руб. 43 коп., с остяка 86 коп., остаток же идёт на содержание местных чиновников (помещение, отопление, освещение).
Подобно всем или почти всем нецивилизованным народам не только Сибири, но и прочих стран, остяки и самоеды должны будут отступить перед цивилизацией, подчиниться ей или погибнуть, несмотря на то, что они укрываются в дикой стране, ведут суровую жизнь, подвергаются трудам и лишениям и, по-видимому, могут противиться неблагоприятным условиям долее многих других народов.
г. Поляков, который очень мрачно смотрит на будущее остяков, отыскивает причины их разорения в притеснениях и обманах со стороны его соотечественников, что ему должно быть лучше известно. Но когда он, вместе с тем, считает главными факторами вымирания незначительную способность к размножению и необычайный процент смертности детей (от 2/3 до 3/4), то это лишь предположения, а не факты, доказанные статистикой. Зуев сто лет тому назад, говорил тоже самое, и его предсказания не сбылись.
Во всяком случае, и у них, как у всех нецивилизованных народов, водка – главная причина материального разорения и физического вырождения, и г. Поляков, без сомнения, прав, обвиняя своих соотечественников в том, что они привозят водку и приучают к ней туземцев. При всём том пьянство у остяков и самоедов развито не более, чем у большей части сибирских народов. Конечно, эти «язычники» и по сие время не могут служить хорошим примером.
Но между тем как сибиряки пьянствуют по привычке, туземцы напиваются лишь случайно, по самой простой причине: потому что они по большей части слишком бедны. Лишь при каком-нибудь особенном случае инородец может напиться допьяна, и этими случаями он пользуется также хорошо, как и русские, и как это делается в цивилизованных странах. Но пьяниц по профессии, какие встречаются в Голландии и Англии, не говоря уж об Ирландии, между остяками и самоедами я никогда не видал.
«…Остяки и самоеды одарены очень хорошими качествами»
Притом же народ этот чрезвычайно добродушен. Как замечает не без юмора Кастрен, даже в сильном опьянении остяки самым добродушным образом таскают друг друга за волосы. Но далее этого не идут. Эта черта, как я говорил уже выше, доказывает доброе сердце. И действительно все наблюдатели единогласно утверждают, что остяки и самоеды одарены очень хорошими качествами. Наиболее выдающиеся из них: честность, миролюбие и гостеприимство.
Кастрен справедливо говорит: «В нравственном отношении всё остяцкое племя отличается честностью и правдивостью, чрезвычайной услужливостью, благодушием и человеколюбием». Подобное же мнение о самоедах высказывал священник в Обдорске. Кастрен из собственного опыта также указывает на многие прекрасные черты этого народа, и вместе с тем приводит примеры некоторых бессердечных поступков русских и зырян. У остяков и самоедов убийство случается разве раз в 50 лет – и можно почти сказать, что у них это преступление неизвестно. Как глубоко коренится в них честность, в этом убедились мы в тундре. Миддендорф рассказывает не только об оставленных в тундре санях и лисьих капканах, но даже и о бочке водки. Воруют только оленей, но эти дела редко доходят до начальства. Так как в подобных случаях туземцы улаживают дела полюбовно.
У них положено за правило, что вор за одного оленя должен отдать двух. (Шренк сообщает факт, что самоед, обманувший русского, укравший у него чуть не всё стадо оленей, содержал русских сирот. Высшая мораль христианского учения «Люби своего ближнего, как самого себя», замечается, следовательно, и у язычников.
Вместе с расположением к благотворительности у них сильно развита любовь к детям. Кастрен описывает много случаев усыновления детей. Гостеприимство также одна из отличительных черт их характера. К сожалению, последнее нередко ведёт к разорению, так как у них принято обычаем, что богатый должен кормить бедняка до тех пор, пока у него самого ничего не останется. На эту помощь смотрят как на нечто обязательное, не заслуживающее даже благодарности. Кастрен говорит, что в языке самоедов не существует слово «благодарю», но дайте самоеду глоток водки, и он пойдёт за вас на смерть. Я в самом деле начинаю думать, что слово это выдумано плутом с целью избавиться от обязательства дешёвой ценой. Несмотря на множество слепцов и других, нуждающихся в помощи, мы никогда не видали нищих.
Миддендорф обращает также внимание на высокое уважение к старости и на кротость детей. Мы сами никогда не видали грубых драк между остяцкими детьми, как это бывает у нас, и удивлялись их миролюбию. Постоянно, без приказаний, делили они между собою полученные кем-либо гостинцы и никогда не заводили ссор, которые у нас разрешаются родителями: «Кто умнее, пусть уступит». Что касается учтивости и хорошего обращения, то эти дети природы могли бы служить примером для наших детей, так как остяки и самоеды гораздо менее грубы, чем мы. Если б эти простые люди, с именем которых образованный человек соединяет понятие о грубости, видели, что между нами, несмотря на культуру и просвещение, часто совершаются гнусности и зверства людьми «образованными», а иногда под предлогом опьянения пускается в дело нож и совершаются насилия, то они по справедливости могли воскликнуть: «Мы – дикие – лучшие люди!».
Происходят ли эти нравственные поступки «от инстинкта или чувства справедливости», как полагает Кастрен, судьям нашим было бы это безразлично, так как они смотрят лишь на факты. Если же основываться на последних, то окажется грустная истина, что нравственные качества этих «дикарей» бывают тем ниже, чем эти дикари ближе соприкасаются с европейцами. Так Кастрен сообщает, что обдорские остяки около Обдорска, «живущие в полнейшей дикости», – самые нравственные. То же подтверждает Миддендорф относительно самоедов. Если в этом процессе ухудшения нравов и испорченности виновны, главным образом, порочные элементы, идущие как бы в авангарде цивилизации, то не стыдно ли, что христианство не в состоянии было искоренить это вредное влияние несмотря на то, что христианство принято уже несколькими поколениями.
Православная миссия удовольствовалась, как мне кажется, одним крещением и постройкой церквей; о школах же вовсе не позаботилась. В этом можно убедиться из исторического описания Шренка миссии в большеземельских тундрах. Она была основана под руководством архимандрита Вениамина в 1822 году и обратила в христианство почти всех западных самоедов к 1830 году; только от 500 до 600 человек уклонились от крещения и частью скрылись за Урал. Это произошло не вследствие насильственных мер со стороны миссии, но потому, что разрушение жертвенных мест привело в ужас туземцев. Так, в 1826 году была уничтожена священная роща на Мезени, а два года спустя знаменитое жертвенное место на идольском мысу на Вайгаче, причём были сожжены сотни идолов, находившиеся тут с 1556 года. На средней Оби стали обращать остяков и вогулов в 1712 году, у Обдорска в 1727-м. В последнем в настоящее время находится местопребывание миссии на всю обширную область Тобольской губернии, состоящей из одного монаха-миссионера, который посещает летом все рыболовные места до самого Надыма, и не раз проникал даже до р. Таз. Этот миссионер старается действовать только увещаниями – посещает чумы, рассказывает о Боге и Христе и убеждает инородцев креститься. Не желающие того обыкновенно спешат покинуть чум, так как вообще все инородцы боятся миссионеров и крещения. Миддендорф приводит несколько примеров притеснений и вымогательств со стороны духовных лиц, что бросает сильную тень на миссию.
В Обдорском округе вряд ли это случалось. Во время ярмарки в Обдорск собирается много туземцев, и миссия становится тогда особенно деятельной: приглашают туземцев в дом миссии и стараются уговорить креститься. Так как их угощают чаем, то, по всему вероятию, нередко случается, что многие из любезности изъявляют готовность к крещению и что между ними бывает много охотников креститься вторично. Сведения, сообщённые мне псаломщиком Обдорской церкви, ясно показывают, что о святости и цели крещения туземцы имеют или самое поверхностное понятие, или вовсе никакого. Кто видел, впрочем, в высшей степени плохое состояние миссионерской школы в Обдорске, в которой учится 8 человек остяцких детей, тот не станет удивляться, а найдёт естественным, что для туземцев всё христианство заключается в кресте. Кто носит на шее крест и умеет сотворить крестное знамение, тот и христианин, – более ему ничего и не нужно!
Незнание сущности христианской религии, разумеется, полное, и виноваты в том не туземцы. После этого неудивительно, что туземцы Томской губернии, обращённые в христианство более ста лет тому назад, и поныне тайком совершают идолослужение и более верят своим шаманам, чем священникам. Наш Александр Зыков, родившийся уже от обращённых в христианство остяков, знал о Христе лишь то, что образ его висит в Обдорской церкви, и что Спаситель жил должно быть «где-то поблизости Обдорска», о Деве же Марии ничего не слыхал, а из святых знал лишь одного, высокочтимого в православной церкви Николая Чудотворца, которого самоеды называют «Миколай», что напоминает венгерского «Микло». На севере дело обращения во многих отношениях встречает более трудностей, чем где-либо в других местах, в особенности по причине кочевой жизни туземцев. К тому же сами постановления православной церкви представляют непреодолимые препятствия: например, они воспрещают мясную пищу, но возможно ли обитателям тундры держать строгий пост (до 200 дней в году!)?. Потом пугает их запрещение многожёнства….
При таких воззрениях неудивительно, что лишь немногие принимают христианство. Так одним миссионером в 1875 году обращено 52 человека, между тем, как по статистическим данным в Томской губернии ещё 29000 язычников, а в Тобольской 9000.