Дневник итальянца в Сибири. Часть 2: такой разный Иртыш

Из книги итальянца С. Соммье «Лето в Сибири среди остяков, самоедов, зырян, татар, киргизов и башкир» (1885 г.), первый русскоязычный перевод которой только что вышел в Ханты-Мансийске.

Иртыш глазами поэта

Признаюсь, что я сильно заблуждался по поводу красот Иртыша из-за воодушевленного описания, которое дал реке Кастрен: «Время от времени я позволял себе созерцать очаровывающую красоту китайской реки. Она, извиваясь, как молодая девушка на танцах, в тысячах соблазнительных волн двигалась по направлению к своему любовнику Оби, который с противоположной стороны устремлялся навстречу.

Иртыш, бесспорно, одна из красивейших рек Севера. Она не впечатляет, как многие реки Финляндии и Лапландии с их пенистыми водопадами, крутыми скалами и горами, но в то же время эта река не такая медленная и ленивая, как многие реки северной части России, на которых все чувства засыпают из-за монотонности.

фото автора 

На Иртыше всё участвует в создании картины полной гармонии. Течение реки быстрое, но единое; она бесконечно богата притоками, островами, береговыми мысами, излучинами; её берега везде разные: то высокие и крутые, то представляющие собой большие луга, украшенные прекрасной растительностью. Однако ничто не может быть так приятно глазу, как группы цветущих деревьев, разбросанные по реке, и, кажется, что у них нет другой опоры, кроме волн. Когда спускаешься быстро по течению на остяцкой лодке, эти группы деревьев кажутся изящными плавучими садами. И они не необитаемы.

На закате небесные птицы поют печальные песни – я говорю печальные, потому что одно из самых заметных качеств этой китайской девы – это печаль. Она грустна, как берёза в «Калевале», потому что у неё нет защитника, а того, кто с ней рядом, нельзя назвать мудрецом. В этой дикой земле всегда есть что-то меланхоличное. Даже покрытая самым красивым весенним покровом, она напоминает супругу в траурных одеждах. На Иртыше, однако, первая дикость исчезла; но, по крайней мере, эта река не гнетёт меня, как другие реки на Севере. Это частично происходит, наверное, оттого, что Иртыш более известен и более важен в истории, чем большая часть северных рек. Когда узнаёшь о судьбах Сибири, особенно в период её завоевания, каждое место на Иртыше напоминает о важных событиях».

Иртыш глазами прозаика

Эта поэтическая картина доброжелательного финского автора, описания путешествий которого я так жадно читал, немало повлияла на моё желание познакомиться с «китайской девой»; эта «дева», вызвавшая в нём такое восхищение, и меня заставила потерять терпение и желать поскорее плыть к этой достойной сопернице Оби, огромной реке, которая от своих алтайских истоков в Китайской империи до Ледяного моря пересекает много малоизвестных земель разных народов. Однако мне пришлось убедиться, что Кастрен написал эту страницу в день оптимизма.

Об Оби, которая представляет пейзажи, очень похожие на иртышские, а часто даже более прекрасные и грандиозные; которая, как и Иртыш, имеет свои «группы плавучих деревьев среди воды», тот же автор написал, что она «со своим бесконечным однообразием не вызывает никаких других чувств, кроме тоски по далёкой родине». Когда Кастрен описывал Иртыш, он был в начале своей сибирской кампании, и в его глазах привлекательность этой реке придавали связанные с ней исторические события, новизна и оригинальность путешествия в остяцкой лодке. Когда же он писал об Оби, то, напротив, возвращался больной после длительного пребывания в полярных районах.

Человек всегда видит окружающий мир через призму своих чувств, на которые влияют облака или лучи солнца, свежий и чистый бриз или духота и воздух, кишащий комарами, здоровое тело и удобство или усталость и болезнь. Безусловно, Кастрен описал бы Иртыш в других цветах, если бы был в таком же настроении, в котором оказался месяц спустя; двигаясь по тому же Иртышу, он написал вот этот отрывок письма: «Когда жжёт солнце, когда кусают комары, болит голова и потеет тело, что можно сделать лучше, чем спрятаться в балагане или подняться на борт и попытаться отдохнуть, пока течение будет нести тебя, куда Богу угодно?

Я работал на протяжении четырёх недель в остяцкой юрте на Иртыше, где меня почти уничтожили комары, блохи и клопы, достойную компанию которым составляли ссыльные немцы, поляки и, особенно, некоторые хронически пьяные старушки, которые были надоедливы ничуть не меньше насекомых. Когда моё тело достигло такого состояния, что оно не могло больше переносить этих пыток, я, полный отчаяния, позволил отнести мои пожитки в лодку и сбежал, чтобы освободиться от всего этого паразитизма».

Со своей стороны, я не нашёл в Иртыше ничего особенного, кроме внушительной массы торфяных вод, которые оправдывают энтузиазм Кастрена. Спуск на пароходе от Тобольска до Самаровой, к месту слияния Иртыша и Оби, длился два дня и одну ночь. В этих местах берега почти на всём протяжении имеют однообразный и малоинтересный вид; они мне напоминали Волгу. Везде видны девственные леса, но отнюдь не величественные; стволы деревьев, лишенные опоры, из-за подмыва берегов падают в реку; здесь мало пастбищ и возделанных земель.

Когда приближаешься к берегу, под деревьями – соснами, берёзами, тополями и ивами, – вперемешку со злаковыми видно много растений с красными, белыми, голубыми и жёлтыми цветами. Различимы малочисленные деревни на большом расстоянии одна от другой: одни – с мечетями, другие – с русскими церквями. Однако меня обнадеживало, что за лесами, над которыми видно только небо, есть и другие земли – обитаемые и обрабатываемые…

Продолжение следует...

	Яков Яковлев Историк, член Союза писателей России

Все части «Дневника итальянца в Сибири» Вы можете прочесть в рубрике «Дневник итальянца».