«Легче было отделаться Геркулесу от… чудовищ, чем нам от комаров!»
Как ни заманчив этот великолепный лес, но в недрах его кроется истинное мучение… комары. Мы уж познакомились с ними на Ала-Куле, на Нор-Зайсане, в лесных областях северо-западного Алтая, но только здесь, начиная от Самарова, как только наступила тёплая полгода, и солнце стало пригревать сильнее, вполне обнаружилась сила этих северных москитов.
Это мучение не покидало нас более, и по мере того, как мы подвигались к северу, оно всё увеличивалось, чего и должны были ожидать путешественники, уже посетившие лапландские тундры. Лишь посредине реки находили мы некоторое облегчение, но как только приближались к берегу или выходили на сушу, эти кровопийцы с яростью набрасывались на нас, и от них можно было защищаться только надевая кожаные перчатки и вуали, которые, без сомнения, можно было носить не при каждой работе…
Для зоолога страна представляла некоторый интерес: краснозобые щеврицы и щеврицы Густава…, жёлтые трясогузки…, чечётки и один вид камышёвок… оживляли кустарники; на болотах и озёрах встречались: полярная гагара…, плавунчики… – прелестнейшие создания полярного мира, маленькие чайки, чертнети и другие болотные и водяные птицы. Но охотиться за ними не было никакой возможности, по милости миллиардов комаров. День и ночь, которые были почти одинаковы, мучили нас эти кровожадные насекомые, даже каюта мало защищала нас от них, потому что они проникали во все щелки. Ничто не помогало против них: ни убивание, ни опаливание, ни куренье, ни хлороформирование! Легче было отделаться Геркулесу от Лернейской змеи и других чудовищ, чем нам от комаров!..
«Мы очень хорошо понимали своё бессилие перед этими полчищами»
…Прежде, чем думать о сне, необходимо ещё было очистить каюты от комаров.
С того времени, как проделали в каюте окошко, они сделались сноснее, и я писал в дневнике: «Комаров мало, так как они льнут к окну; можно спать без сапог». Но дело было в том, что тело притерпелось к ощущению боли, а я думал, что они сделались смирнее прежнего. В эту же самую ночь, когда в лодке были тысячи пискунов, они искусали мне пощажённые до сих пор губы и веки. Впрочем, любимые ими места – виски, затылок, руки и подъём ноги. Обыкновенный чулок не защищает от них, так же, как и перчатки. Даже толстые оленьи рукавицы не оставались неприкосновенными.
С внутренним наслаждением смотрел я как, несмотря на все их старания, они не могли прокусить кожу. Обыкновенные брюки не служили от них защитой, и некоторые комары вскоре открыли слабую сторону перчаток. Как ни плотны швы, однако они оставляют достаточно места для комариного жала. Я чувствовал его на коже, но спокойно оставлял комара пить кровь и смотрел, как он от наслажденья вытягивал задние ножки, а тело его становилось всё толще и краснее. Когда он вполне напивался, то я внезапно обрезал ему ножницами хоботок. В первый момент комар, казалось, не замечал этого, потом движение передних ног показывало, что он сознаёт утрату и ищет чего-то, что исчезло навсегда.
Точно также держали себя комары, у которых я отрезал налившуюся кровью заднюю часть тела, между тем, как отрезанную ногу они совершенно игнорировали, до того были поглощены жаждою крови. Эти наблюдения иногда веселили нас или возбуждали юмор, так как мы очень хорошо понимали своё бессилие перед этими полчищами, о которых Гмелин справедливо замечает, «что они враги более могущественные, чем хищные киргизы».
Да неужели нет против них никаких средств? – слышу я вопросы, и должен отвечать: нет никаких, которые бы можно было назвать специфическими. Какая польза от широкополой шляпы с вуалью: двадцать комаров попадёт под неё, когда её надеваешь. А в том, что розмариновое масло и тому подобные средства не помогают, мы ещё убедились на Ала-Куле. Правда, мы не пробовали употреблять берёзовый дёготь, запах которого сами бы не вынесли, так же как не вынесли бы сеток из конского волоса, употребляемых туземцами. Всего лучше помогает дым, но не дым сигары или трубки, а густой дым, от которого сам задыхаешься.
Удивительно, как эти лёгкие существа могут держаться в воздухе при довольно сильном ветре и следовать за людьми. Также необъяснимо и их внезапное появление. Мы пристали, например, к широкой, голой песчаной косе и слышим с удовольствием извещение: «комаров нет!» В воздухе совершенно чисто! Минуту спустя слышится зловещее «сссиии», и вслед за этим появляется комар. Сначала один, потом два, три и в следующую минуту вокруг вас целые тысячи. Как при слабом ветре, так и при слабом дожде от них нет покоя, особенно при тёплом, сыром воздухе в закрытом помещении. Только холод унимает их: если температура понизится до двух градусов, они мгновенно исчезают. По моим наблюдениям, комары тогда забиваются в мох, покрывающий тундру, откуда их вызывает весною первый солнечный луч.
Комары обладают, кроме того, в высшей степени неприятным свойством: когда их давишь, они оставляют запах, возбуждающий отвращение. Речь идёт, без сомнения, не о 10 или 20 комарах, но о сотнях и тысячах этих насекомых, опалённых зажигательной бумажкой на потолке каюты и раздавленных пальцами; когда сгребёшь целую кучку мёртвых комаров, то поневоле убедишься, что «комариный жир» не фантазия. Действие ужаления не индивидуально, а весьма различно. Опухоль то скоро проходит, то переходит в нагноение; иногда воспаление бывает так сильно, что вся рука до локтя опухает. Одним словом, комары, схожие с нашими Culex pipens, – величайшее мучение северных стран, тем более, что от них нет покоя ни днём, ни ночью. По единогласному утверждению всех наблюдателей, они гораздо ужаснее своих тропических собратьев – известных москитов…
Говоря об этих «мучителях» нельзя не упомянуть ещё о другом «милом» насекомом здешних стран, которое в конце августа и в сентябре как бы сменяет стаи комаров и которое мы ещё застали. Это очень маленькие белые мухи… – мошка русских. Они имеют неприятную привычку забираться в нос, уши и, в особенности, в глаза и при том кусаются.